Игорь Винниченко - Да здравствует карнавал

— Ребята, Затейкин исчез.

— Что, опять? — рассердился Саша. — Ну, знаете, мне это надоело!

— Опять где-нибудь напьется, — предположила Марина, хмыкнув.

— Он ничего не понимает! — воскликнул Саша. — Он думает, это обычная зарубежная командировка!

— Ладно, не бушуй, — сказал Олег миролюбиво. — Бургомистр уже прислал за нами карету. Пора двигать.

Наступал вечер, и бальный зал ратуши освещался огнем множества толстых свечей. Вдоль колонн прогуливалась разодетая публика, цвет городского общества, дамы и кавалеры. Олег Коркин бродил среди них с камерой на плече, и на лице его отражалось творческое неудовлетворение. Во время пребывания при дворе герцога Дюрренштадского он снял уже немало бальных сцен, и там все это было намного ярче и значительнее. Прижимистые горожане, хоть и лелеяли мечту выглядеть не хуже дворян, но позволяли себе стремиться к этому в очень умеренных формах.

Саша с Мариной уже нашли среди присутствующих геймбурга Паулица и вели с ним негромкую беседу. Паулиц был молод, энергичен и не робел перед странными иноземцами.

— Вы говорили о соборе, Густав, — напомнил Саша, заглядывая в свою записную книжку. — Там есть орган?

— Разумеется, мессир, — ответил Паулиц.

— Хотелось бы послушать.

— Орган играет на каждом богослужении, — сказал Паулиц. — Но если вы хотите, я познакомлю вас с органистом. Этот занятный малый сбежал из Тюрингии, обвиненный в святотатстве. Кажется, он исполнил во время мессы канон собственного сочинения, и это посчитали преступлением. Наш отец Иероним в этом смысле куда более терпим, и мы наслаждаемся музыкой Людвига.

— Это просто потрясающе, — сказал Саша.

— Вы тоже будете танцевать, Густав? — поинтересовалась Марина, с интересом разглядывая гостей.

Паулиц улыбнулся и лишь поклонился в ответ.

— Значит, у вас здесь есть дама?

— У меня нет дамы, — сказал Паулиц, — но обычно у меня не бывает проблем с выбором.

— Вот как? — Марина посмотрела на него с улыбкой. — Тогда не будете ли вы столь любезны уделить один танец мне. Мой муж, к сожалению, не владеет искусством танца, а я успела научиться этому при дворе герцога.

— О, госпожа! — воскликнул Паулиц. — Я мог только мечтать об этом.

Он выразительно склонился перед нею, и Марина в ответ улыбнулась ему и величественно кивнула.

— Не увлекайся, — сдержанно шепнул ей Саша.

Марина не успела ответить, потому что в парадную дверь зала вошел герольд и громко выкрикнул:

— Барон Эрик фон Розенден!

Все повернулись к двери. Бургомистр со своей супругой, молодой женщиной в розовом платье с тюрбаном на голове, поднялись со своих мест и пошли навстречу знатному гостю.

Барон Эрик фон Розенден вошел в зал в сопровождении оруженосца Клауса и двух вооруженных воинов. Сам барон был в богато расшитом упеленде, с остроносой шляпой на голове, а платье оруженосца было украшено бубенчиками, которые позвякивали при ходьбе.

Все склонились в полупоклоне. Бургомистр с женой проводили барона на приготовленное для него место, кресло под балдахином на возвышении. Двое воинов встали позади его, положив руки на рукоятки мечей, а оруженосец стал рядом, готовый к исполнению любого поручения.

Олег тем временем снимал готовящихся к игре музыкантов, их было шестеро с лютнями, виолами, флейтами. Они волновались и посматривали на оператора озадаченно. Саша подскочил к нему и дернул за рукав.

— Ты все прозевал, — сказал он сердито. — Вся прелесть была в церемонии встречи барона!

— Да ладно, — сказал Олег в ответ. — У нас уже два километра сплошных церемоний. Надо же хоть немножко жизни!..

— Олег, делай, пожалуйста, то, что я тебе скажу, — потребовал Саша решительно.

— Все, все, — миролюбиво сказал Олег.

Начало бала было строго регламентированным ритуалом. Дамы и кавалеры выстроились попарно в два рада и склонились перед бароном.

Олег подошел поближе, взял приготовленный для почетных гостей стул, взобрался на него, скинув предварительно туфли, и с этой верхней точки начал съемку. Супруга бургомистра глянула на него с ужасом, но бургомистр одернул ее.

Барон взял с подноса, поднесенного Клаусом, белоснежный платок, поднял руку и взмахнул им. Тотчас заиграла музыка, танцоры начали поклоны в сторону барона, почетных гостей и друг друга. Олег снимал все это, стоя на стуле.

Барон улыбался с надменной благосклонностью, испытывая самые противоречивые чувства. Он был горд тем, что является господином бала, что эти мужланы кланяются ему и исполняют все его повеления, но сама спесь этих городских выскочек глубоко возмущала его, вызывая гнев и раздражение. Его оруженосец уже подмигивал кому-то из молодых девиц, быстро пьянея от обилия почестей.

Поклоны закончились, и начался собственно танец, тяжелый и церемонный средневековый гавот, не очень-то отличающийся от предваряющих его поклонов.

Марина и Паулиц стояли в стороне, у колонн.

— Мне это не кажется веселым, — призналась Марина.

Паулиц усмехнулся.

— Конечно, это же парад чести! Не беспокойтесь, позже все оживится и вы получите веселье. Вы еще не передумали танцевать со мной?

— Конечно, нет, — сказала Марта, глянув на него с вызовом. — Я хочу этого!

Паулиц почтительно склонился перед нею, скрывая свое волнение. Эта иноземная красавица вела себя совсем не так, как знакомые ему девушки, и в этом была тайна ее обаяния.

— Много веселья будет на карнавале, — сказал Паулиц, распрямившись. — Вы не пожалеете, что приехали к нам, госпожа.

— Я надеюсь на это, — сказала Марина, продолжая смотреть на него с вызывающей многозначительностью.

Это совсем смутило геймбурга, и он поспешил перевести ее внимание на другой объект.

— Посмотрите, как кривится барон!

Барон Эрик фон Розенден по-прежнему снисходительно улыбался, но теперь в глазах его искрилось холодное бешенство, которое он и не пытался скрыть. Оглядевшись вокруг, он заметил Сашу Горелова и подозвал его пальцем. Ему был нужен собеседник, кто бы мог его понять.

— Обратите внимание, мессир, как неуклюжи эти свиньи, — с усмешкой произнес он.

Саша согласно улыбнулся, но не потому, что заметил в движениях танцоров неуклюжесть, а лишь чтоб угодить свирепому барону.

— Они еще только учатся быть людьми, ваша честь, — сказал он при этом.

Барон весело рассмеялся, найдя в этом выход своему раздражению.

Неподалеку стоял на стуле Олег Коркин и накручивал механический завод своей кинокамеры. Эпизод не вызывал в нем творческого вдохновения, и он демонстрировал это выражением глубочайшей скуки на лице. Даже веселый смех барона вызвал у него не более, чем зевок.

— У вас какое-то странное отношение к барону, Густав, — сказала Марина своему собеседнику. — Вы что, не любите его?