Ася Плошкина - Заводное сердце. Девочка из ниоткуда [litres]

– Она бы не помешала. Захар… – Варя заглянула другу в глаза. – Мне очень жаль «Чудо-стирку».

– Да, еще это… – Мальчишка мрачнел с каждой минутой. – Никак в толк не возьму, что с ней случилось. Я ведь все проверил, каждую деталь…

Варя вздохнула:

– Я не успела тебе сказать.

– Что еще?!

– Перед выставкой я ходила к залу торжеств. И встретила там Злату Венценосцеву.

– И ты думаешь…

– Я почти уверена, что она испортила твою машину. Не знаю как. Но она все знала про наш план. И очень боялась, что проиграет тебе.

– Вот же мерзавка! – воскликнул Захар. И следом разразился потоком таких ругательств, что Варя приоткрыла от изумления рот да так и стояла, не решаясь вставить слово.

Мальчишка взъерошил волосы, прошелся туда-сюда по тесному чердаку, с силой ударил кулаком по ветхой стене и затих.

– Не могу представить, как тебе обидно, – пробормотала Варя. – Все твои изобретения…

– По правде сказать, – протянул Захар. – Не все.

– Как это?

Мальчишка опустил руку в карман штанов и вытянул оттуда что-то темное и очень маленькое. Варя шагнула поближе и с трудом различила в ладони друга…

– Ухач! – Девушка ахнула, разглядывая миниатюрный фонограф на четырех парах механических ножек. – Когда ты успел его забрать?

– Перед выставкой, – Захар с нежностью погладил воронку, шарниры и блестящее медное брюшко, в котором притаились игла и катушка для записи. – Думал, возьму с собой, чтобы маме потом дать послушать, как я… – Он зло усмехнулся. – Как я выиграю.

– Захар…

– Ничего, – мальчишка встряхнул головой и положил ухача обратно в карман. – Ума не приложу, зачем он мне теперь. Авось пригодится. И, да… Я тут кое-что принес.

Он сунул руку за пазуху и вытащил бумажный сверток. Пара минут возни – и в холодной пыльной мгле радостно вспыхнул огонек. Варя охнула, а мальчишка поднес горящую спичку к фитилю толстой свечи и, накапав немного воска, поставил ее прямо на пол. Чердак будто преобразился – пылающий огонь даже самое неказистое жилище может сделать уютнее.

– Главное – ничего не подпалить, – сказал Захар, зажигая вторую свечу.

– Кажется, стало теплее, – повела плечами Варя. – А откуда у тебя…

Девушка только сейчас заметила, что вместо куцего пиджачка на ее друге надет бушлат из грубой коричневой кожи. Он был на пару размеров больше чем нужно и к тому же изрядно потрепан. Из кармана торчала шапка-ушанка с оторванными завязками.

– А, это, – смутился Захар. – Чего только народ не выбрасывает! Совсем с ума посходили – отличная же вещь! Мехом подбита – уйму денег, наверное, стоит… Постой! – Мальчишка принюхался. – Мне чудится или здесь пахнет съестным?

– И как же я забыла?! – Варя всплеснула руками и вытащила сдобу.

Комнатка наполнилась сладкими запахами, и Захар почувствовал, как во рту скапливается слюна.

– Держи! – Варя надломила булку и бóльшую часть протянула другу.

– Нет уж, так не годится! – возмутился мальчишка. Он отделил от своей половины кусочек и вернул его Варе. – Вот теперь поровну.

Друзья уселись на старый матрас и в полной тишине принялись за еду. Рядом, весело подмигивая, горели четыре свечи, пальцы стали липкими от сахарной посыпки, и Варе показалось, что это самый чудесный ужин в ее жизни.

Когда с булкой было покончено – друзья ели ее так долго, словно им подали трапезу из трех блюд, – Захар облизнул пальцы и проговорил:

– Совсем другое дело. Маловато, конечно. Но мне, бывало, и этого не перепадает.

Варя кивнула и посмотрела на огонь:

– Мы как будто путешественники. Остановились на привал и сидим у костра.

– Оно почти так и есть. Только путешествуем не по своей воле. Послушай…

– М?

– Я все хотел спросить, – Захар замялся. – То, что этот сморчок говорил тогда в кабинете… Выходит, это все правда? И механическое сердце, и все остальное?

– Ты ведь и сам видел, – смутилась девушка.

– Кхм, да… – Захар скосил глаза на Варину грудь и тут же густо покраснел.

Ненадолго воцарилась тишина.

– Но как же оно… Как оно устроено? Разве такое вообще бывает? Кто его сделал? Ох! – выдохнул мальчишка, увидев растерянность на лице подруги. – Чересчур много вопросов, да?

– Нет. То есть… Я не знаю, – прошелестела Варя. – Я никогда об этом не говорила. Механическое сердце заводится ключом – это ты уже знаешь. И работает точно так же, как и обычное, – сжимается и разжимается, чтобы кровь текла по сосудам. Сердце сделал для меня папа, – девушка ненадолго задумалась, – потому что мое собственное было нездорово. Наверное.

Варя нахмурилась и замолчала. Захар смотрел на подругу с благоговейным ужасом.

– Если честно, Полозов оказался прав. Папа не был честен со мной. Неужели он не понимал, как это страшно? Не знать о себе ничего? Не понимать, кто ты, откуда взялась? – Варин голос взлетел вверх и зазвенел обиженными нотками. Она подняла глаза на друга и пару мгновений смотрела на него так, словно это он не сказал ей правду, словно это от него она так хотела получить все ответы.

– Совсем ничего? – Захар округлил глаза.

– Первое, что помню, – это вода. Много-много темной прохладной воды. Она была повсюду. Я дремала, потом открывала глаза и снова видела вокруг только воду, – Варя поежилась. – Еще помню, что пыталась вздохнуть, но не могла. Помню, что было очень больно. И страшно. Я пыталась вырваться, но натыкалась на что-то твердое, гладкое. Стекло?

– Странно, – пробормотал Захар.

– Иногда думаю, что это мог быть просто сон. Он часто мне снится, – пожала плечами Варя. – А дальше я увидела яркий свет и папино лицо. Дышать все еще было очень тяжело, и я почти сразу заснула. Может быть, тогда у меня и появилось, – она приложила руку к груди, – мое сердце. Когда я проснулась, уже в своей кровати, за окном шел снег. Это было пятнадцатого января.

– Пятнадцатого января, – Захар сдвинул брови к переносице. – А какого года?

– Этого, – прошептала Варя.

– Как же?! – Захар выпучил глаза. – Сейчас ведь ноябрь, выходит, даже года не прошло?

– Да. Всего год назад никакой Вари Чудариной вообще не существовало, а теперь есть я. Так ведь не бывает! Мне становится жутко, когда я обо всем этом думаю.

– А раньше? Неужели ничего не помнишь?

Варя покачала головой:

– Почти ничего. Иногда мне снятся сны – размытые, как будто я рассматриваю их сквозь мутное стекло. Целое поле одуванчиков, стрекочут велосипедные колеса, солнце светит в лицо, а где-то впереди смеется папа. Еще я вижу светловолосую женщину, очень красивую. Она улыбается и что-то говорит, но слов не разобрать. Только мне кажется, что эти сны – не мои. Они принадлежат какой-то другой девочке.

– Другой?

– Когда папа пришел в мою спальню, он назвал меня Полиной. Обнимал, плакал и просил прощения. Мне было тогда очень страшно. Я не могла ничего вспомнить и сказать почти ничего не могла – слова путались в голове. Через несколько недель, когда мне стало получше и мы немного привыкли друг к другу, папа сказал, что я – не она. Не Полина, не его дочь. И, раз так, мне нужно дать новое имя. Так я стала Варей.