Светлана Тулина - Крик ангела [СИ]

Как бы там ни было, в подавляющем большинстве подобных книг рано или поздно упоминаются ангельские трубы. Только вот ни в одной из тех рукописей не говорится о наличии у ангелов третьей руки. Или хотя бы о том, чем же именно собравшиеся на войну ангелы эти трубы держали. Потому что если у тебя в одной руке относительно огненный меч (для покарания врагов и грешников), а в другой — совершенно недвусмысленная оливковая ветвь (для благословения праведников), то пришлось бы приложить довольно оригинальные усилия определенного рода, чтобы как-то удержать еще и трубу (нет, на самом деле ангелы не используют трубы. Они кричат. И этого, как правило, бывает достаточно.). Ну, если все ангелы правильно и однозначно понимают то, что имеется в виду под усилиями определенного рода.

Как и почти любое другое оружие (и не только оружие), смотря в чьих руках оно окажется и на что будет направлено: тот же нож может оказаться как заточкой бандита, так и скальпелем хирурга, любая отрава становится панацеей, если тебе повезло угадать с диагнозом и дозировкой, танковый завод выпускает превосходные кастрюли, а на огненном мече очень удобно запекать райские яблочки.

Тут Всевышний или проявляет непостижимую забывчивость, или лукавит точно так же непостижимо, ибо упомянутый ею тренд был введен в моду задолго до рождения недоверчивого апостола. Задала его Ева, усомнившаяся в словах подозрительного и совершенно незнакомого ей Змея, говорившего о том, что именно это яблоко не представляет собой ничего особенного и уж, конечно же, вовсе не вкуснее всех прочих апельсинов. Не стоит даже и проверять!

Да, у диванов не бывает изголовьев, это не кровать. Но ведь тут уже и не совсем диван, а почти что самое настоящее гнездо.

Да, любой орнитолог вам скажет, что у гнезд тоже не бывает изголовьев, и в этом они сходны с диванами. Но это только если речь идет о птичьих гнездах, о прочих (в том числе ангельских) орнитологи не имеют ни малейшего представления.

Хотя Азирафаэль не удивился бы наличию за этим окном и Вавилонской, причем в процессе активного строительства: у ангелов отношения со временем были довольно своеобразные.

У демонов, впрочем, тоже.

Во всяком случае, у тех из демонов, которым удавалось осознать саму концепцию времени или хотя бы научиться пользоваться будильником.

Да, Смерть говорит не капсом, а капителью. Нет, местный сайт не поддерживает подобного шрифта. Да, Смерть об этом знает. Нет. Точно нет! Поверьте, подобная мелкая мстительность не в его характере.

Азирафаэль не знал, что этот байк собирал Библиотекарь. А Смерть просто пришел, влюбился и увел.

Кроули категорически отказывался воспринимать их как предмет мебели и, помнится, один раз даже выразился в том смысле, что сидеть на этих пыточных инструментах так же удобно, как на поставленных вертикально клизмах.

Вообще-то байк Смерти был даже избыточно образным, как и многое, изготовленное вручную кустарным производителем, да к тому же взявшимся за сотворение чего-то подобного первый раз в своей жизни. Но именно поэтому у всех на него смотрящих создавалось устойчивое впечатление, что образа как такового у этого байка как раз таки и нет.

Ангел бы про такой удар сказал: «в основание крыльев». То, что Азирафаэль в критической ситуации первым делом вспоминает о человеческом определении, очень мало говорит о человечестве или ангелах, но очень много — о самом Азирафаэле.

Надо отметить, что Азирафаэль не очень хорошо разбирался в мотоциклах и их деталях. Во всяком случае — не больше, чем любой другой ангел.

Скажем прямо: совсем не разбирался.

Для желающих хрюкотать зелюками по поводу незнакомых слов стоит напомнить, что в распоряжении пытливых умов имеются еще и мюмзики. В мове.

Если бы среди книг Азирафаэля было побольше тех, которые могли бы заинтересовать Адама (например, «Конец детства»), — что маловероятно — и если бы Азирафаэль их все прочитал — что вероятно еще менее, — то, вполне возможно, многое стало бы ему куда более понятным.

Ну или ему стоило бы поговорить с Кроули. И тот, возможно, вспомнил бы, как обсуждал с каким-то малознакомым писателем за бутылкой неплохого вина концепцию воспоминаний о будущем и их влияния на настоящее человечества.

Вино действительно было неплохое.

Конечно, в устах Всевышнего слово «чертов» не может быть просто привычным обиходным ругательством. Хотя бы потому, что Она помнит те времена, когда подобного определения не существовало в природе — как, собственно, и того, что оно определяет. И так же Она помнит (ибо память Ее поистине всеобъемлюща), как оно появилось и чем было обусловлено (нельзя сказать, чтобы при непосредственном и активном Ее участии, но и не совсем уж без оного). Но какой именно смысл Она вкладывает в это понятие сейчас (особенно применительно к свободе воли) — остается ничуть не менее непостижимым, чем и весь Ее план в целом.

Ни одним из всего лишь двух, положенных при парадной форме, коей на Небесах считалась именно человеческая оболочка, сотворенная по образу и подобию. И хотя уже несколько тысяч лет (как минимум больше двух) считалось моветоном швыряться молниями в нарушителей дресс-кода, любящих покатать колеса или помахать крыльями, но посматривали на них все еще довольно-таки косо. Словно на президента солидного банка, пришедшего на отчетно-выборное собрание акционеров в шлепках на босу ногу, бермудах и сетчатой майке.

Подробнее о разграничении престижности лондонских улиц и районов после 1680-х годов, когда была завершена застройка Джермин-стрит, Азирафаэль мог бы прочитать в книге Питера Акройда «Лондон. Биография», тем более что в его магазине каким-то совершенно чудесным образом оказалось ее первое издание. Увы, ангел так и не собрался ознакомиться с ним поближе, сочтя биографией американского писателя, которого не читал, но заранее недолюбливал.

Технически Азирафаэль с сотворения мира находился в ангельском чине Княжества (как, например, тот же Уэльс), или Начала, — с самого начала начал, что для современных людей звучит как шутка, причем в обоих случаях. Тем более что по сути своей во время затянувшейся командировки на землю Азирафаэль ни Княжеством, ни Началом как бы и не является (что еще больше роднит его с Уэльсом). Однако шутка именно с Княжеством служит, пожалуй, своеобразным маркером на истинную «британскость», будучи самой английской шуткой из всех возможных: ее неспособны понять американцы и прочие пришельцы. И Азирафаэль не случайно довольно кисло реагирует на постоянные попытки Кроули сравнить его с Уэльсом, который чисто технически тоже является княжеством — и тоже именно что только технически, поскольку его геральдического дракона так и не допустили даже на герб Великобритании (хотя проекты и были, но как-то не взлетело). И хотя титул наследника английского престола до сих пор звучит как принц Уэльский (и именно это и делает Уэльс княжеством, территорией принца, его персональной делянкой-песочницей), но на самом деле там такая долгая и запутанная история, что шутить по этому поводу устали даже самые упрямые из местных жителей (то есть валлийцы).