Леонид Пузин - Приговорённые к совершенству [СИ]

Утолив животную страсть, Упырь плотно прижался к нагому женскому телу и забылся в сладкой истоме: баю, баюшки, баю, не ложися на краю, а не то придёт телушка и возьмёт тебя за ушко… ну, и пусть! Она телушка, а он — бычок! Вот возьмёт и боднёт в бочок! Благо — ещё остались силы.

Убедившись, что сбережённые за полгода силы не до конца сгорели в пламени первой любовной битвы, Ушаков дал понять развратной небожительнице, кто здесь хозяин! Затрахал бесстыжую гурию до поросячьего визга! Вернее: Дмитрию так казалось, а кто кого в действительности затрахал до поросячьего визга — вопрос. Главное, сей процесс понравился и человеку и придуманному им фантому. Увы, человеку — мужчине-уголовнику — никакое, равенство с женщиной не могло понравиться надолго. Особенно — равенство в сексуальных отношениях: женщина, по твёрдому убеждению Ушакова, могла являться только принимающей (страдательной) стороной — объектом если не прямого, то завуалированного насилия. Сама же тащить мужика в постель она имела право только за деньги — будучи профессиональной проституткой — во всех других случаях бесстыжей бабе следовало давать укорот. Однако, попробовав доходчиво разъяснить развалившейся на траве голой развратнице, кто здесь главный, Димка схлопотал первую плюху.

Спросив у гурии, как её зовут, и получив в ответ лишь недоумённое хлопанье ресницами, Упырь рассердился и коротко врезал этой непроходимой дуре по сопатке. Вроде бы, несильно, но из глаз Дмитрия посыпались искры, а из носа побежала розовая юшка — ни хрена себе! Эта сучка — что: профессиональная каратистка? Ведь он даже не заметил ответного удара!

Между тем, оконфузившая матёрого блатаря юная небожительница, как ни в чём ни бывало, продолжала лежать на спине, невинно вылупив на Димку небесно-синие зенки. Ушакову сделалось несколько не по себе: никакая каратистка не могла бы провести столь молниеносный удар, а тем более — так неуследимо быстро вернуться в исходное положение. Что же… получается — он сам себя двинул по носу? Ведь на роже у этой сучки ни синяка, ни царапины, а, между тем, его кулак явственно почувствовал упругую человеческую плоть… выходит — свою плоть? Чёрт бы побрал это грёбаное Большое Облако со всей его райской механикой! Нос, небось, на сторону, да и кровища…

Подумав об ущербе, непонятно каким образом причинённым его лицу, Дмитрий вдруг обнаружил, что нос почти не болит, а главное, нет никакой крови — даже и вытекшей. Чудеса в решете, да и только!

Заодно Ушакову пришло в голову, что выдуманная им тёлка, не назвав своего имени, вовсе не собиралась его сердить — действительно? Как она могла назвать несуществующее имя?

— Вот что, — подумав ещё немного, произнёс Упырь, — ты будешь Марусей… А также, — добавил он, спохватившись, — Маруськой, Машкой, Манькой, Манечкой.

— Я знаю, Дима, — как ни в чём ни бывало, отозвалась лежащая на траве нагая гурия, — у меня просто не было имени, а когда ты мне его дал, то теперь я знаю, что меня зовут Марией. А Маруся и всё остальное — это производные.

— Ишь, сучка — умная! — забыв об осторожности, вскипел Ушаков, — знаешь, и молчи себе в тряпочку! Учти, Манька — будешь умничать, схлопочешь по роже.

— Нет, Димочка, я не умная, — невозмутимо заметила небожительница, — я просто знаю всё, что знаешь ты — и немного больше. Всё, что ты когда-то учил в школе, о чём прочитал в книгах и газетах, что услышал от людей или по радио, увидел по телевизору — то есть, всё, что ты когда-то знал и забыл, я помню.

— Заткнись, сучка! — взбешённый невозмутимым, (как ему показалось, наглым) тоном дерзкой гурии, вспыльчивый Ушаков напрочь забыл только что полученный им урок, — вот тебе, гадина, получай!

Скорчившись пополам от пинка в солнечное сплетение, Упырь возблагодарил Бога, что не успел надеть солдатских ботинок — нетрудно представить, какой страшный удар получил бы он в этом случае! Но и босой ногой тоже вышло не слабо — не меньше минуты Димка с выпученными глазами ловил воздух открытым ртом — уууууууу, стерва!

— Димочка, тебе плохо?

Когда этот участливый вопрос дошёл до сознания продышавшегося Ушакова, то, прорычав нечто нечленораздельное, Упырь бросился прочь: ещё и издевается гадина! Да случись подобное на земле — стёр бы подлюку в порошок! Измолотил до потери пульса! А скорее всего — убил бы! При его-то бешеном нраве…

(В этой связи следует заметить, что бешеный нрав проявлялся у Димки Ушакова далеко не всегда, а только с теми, кто заведомо слабее его, в основном — с малолетками.)

С разбега влетев в цветущий сиреневый куст, Упырь опомнился и посмотрел назад: у-у, сучий потрох! Лежит себе эдаким невинненьким ангелочком и приветливо машет ему рукой: дескать, куда ты, Димочка? Возвращайся, видишь, я жду?

«Жди, жди, подлюка, — подумал Упырь и витиевато выматерился, — вот сейчас развоображу тебя сучку, будешь знать!»

Закрыв глаза, Ушаков представил, что на поляне никого нет, а когда их открыл, то выматерился ещё раз: чёрт бы побрал это Большое Облако! У него, как у человека, попросили нормальную бабу, а оно подсунуло какую-то сумасшедшую каратистку! А главное — не хочет забирать назад!

(Дмитрий больше не сомневался, что вымышленная им райская гурия — каратистка высшего класса, которая умеет наносить такие молниеносные удары, что их нельзя заметить. Ведь если самому себе заехать кулаком по носу физически вполне возможно, то пальцами ступни ударить в солнечное сплетение — извините! Чтобы совершить сию выдающуюся глупость — нужны пластилиновые ноги!)

Поняв, что по честному ему с небожительницей не совладать, Упырь решил извести её хитростью. Как ни в чём ни бывало вернувшись к лежащему на траве нагому райскому созданию, Димка предложил выпить за любовь и соорудил роскошный стол — с коньяком, шампанским, ликёрами, чёрной икрой, поросёнком с хреном, белужьим балыком и прочими яствами и напитками.

Мария, не обращая внимания на свою наготу, поднялась с травы и села на сотворённый Ушаковым стул; это Упырю не понравилось — он, чёрт возьми, не извращенец нудист, чтобы сидеть за столом с голой бабой! — и Димка представил на небожительнице белое свадебное платье, которое тут же скрыло её дразнящее тело.

Райская гурия с видимым удовольствием ела человеческую пищу и не отказывалась от постоянно наливаемых ей Ушаковым ликёров, коньяка, шампанского. Пила их как воду — с тем же эффектом: не пьянея. Вообще-то, для затеянного Упырём требовалось не столько напоить, сколько отвлечь Марию, и это, в конце концов, ему удалось: улучив момент, когда женщина, любуясь закатом, повернулась к нему спиной, Ушаков схватил полную бутылку шампанского и этой стеклянной палицей изо всех сил ударил небожительницу по затылку — крак! На миг полыхнув в Димкиных глазах тысячью солнц, закат разом погас — Упырь провалился в первозданную тьму.