Эмили Сувада - Этот разрушительный элемент [litres]

Чем ближе я подхожу к одичалым, тем дальше они отступают. Да, они продолжают рычать, а некоторые даже пригнулись, словно собираются наброситься на меня, но при этом выглядят скорее напуганными, чем обозленными. Думаю, именно страх сейчас наполняет их разум. А еще боль. И, скорее всего, замешательство. Трудно воспринимать их как жертв, когда их руки и рты испачканы кровью других людей. Но сейчас они не пытаются напасть на меня и не несутся ко мне. «Панацея» сработала.

Я замедляю шаг, когда оскалы пропадают с их лиц, а в глазах появляются проблески разума. Люди смотрят друг на друга, на свою грязную одежду и руки. Их человечность постепенно возвращается, и это заметно невооруженным глазом. Они излечились. Они больше не монстры. И в этот момент я как никогда осознаю, для чего написала «Панацею». Не ради бессмертия, и не для того, чтобы стать сильнее и безжалостнее.

Думаю, я написала этот код ради испуганной девочки, которой просто хотелось убежать от кошмаров своего прошлого.

– Ты сделала это, – подходя ко мне и с удивлением рассматривая приходящих в себя людей, говорит Мато.

– Да, «Панацея» действительно работает, – шепчу я.

– Это прекрасно, – отвечает он и тянется к моей руке. – Ты можешь вылечить их всех. Можешь сделать для них гораздо больше.

Гул усиливается, когда беспилотник опускается еще ниже. В толпе раздаются голоса, наполненные смятением, восторгом и потрясением. Эти же эмоции поднимаются во мне. «Панацея» работает, и от этого хочется пуститься в пляс, вот только я не ожидала, какие меня захлестнут чувства, когда я увижу это своими глазами. Одичалые излечились, но ради этого пришлось залезть им в головы. Изменить их разум. От осознания могущества алгоритма руки начинают дрожать. А мысль, что кто-то воспользуется им против воли, ужасает. Нельзя открывать исходный код, если существует возможность, что кто-то превратит его в оружие.

– Надеюсь, они это видят, – глядя на беспилотник, говорит Мато. – И понимают, что ты создала лекарство, которое их ученым не под силу.

– Я не уверена, что код закончен полностью, – бормочу я. – К тому же, думаю, стоит добавить еще несколько уровней шифрования, чтобы сохранить полный контроль над кодом.

– Я рад, что ты так решила, – говорит Мато. – Ты должна контролировать код. Ведь именно ты создала его. И это станет первым шагом на пути к новому миру, о котором мы оба мечтали.

За нашими спинами раздается рев мотора грузовика, когда он приближается к нам, чтобы доставить к контрольно-пропускному пункту на границе с остротравом. Толпа расступается перед нами, открывая нашему взору потрясенные лица хакеров, которые с широко раскрытыми глазами наблюдают за происходящим из-за баррикад. Грузовик останавливается рядом с нами, и Мато открывает передо мной пассажирскую дверь.

– Залезай, – одаряя меня улыбкой, говорит он. – Пора домой.

Я неуклюже забираюсь в кабину, когда толпа одичалых начинает роптать. Их замешательство сменяется ужасом. Они уже не монстры, которыми пробыли последние несколько дней или недель. «Панацея» вернула им разум, но шрамы остались. Может, стоило стереть им воспоминания?

Но я тут же отгоняю эту мысль. Не стоит допускать подобного, если я собираюсь сохранить контроль над кодом. Я не стану воздействовать на разум людей даже из желания помочь им. Это слишком опасный путь, который может привести к тому, что мне захочется контролировать людей еще сильнее, чем «Картакс».

Мы подъезжаем к контрольно-пропускному пункту, рядом с которым сверкают на солнце зазубренные пурпурные листья остротрава. Команда хакеров с теми же ошеломленными лицами растаскивает баррикады, чтобы пропустить нас.

– С возвращением, Цзюнь Бэй, – говорит один из них. – Ты сделала это.

Я молча киваю в ответ. Они не понимают, что именно произошло и, скорее всего, считают, что на этом проблема решена. Но я в этом не уверена. Я создала код, который должен быть доступен всем и который все захотят прибрать к рукам. Лекарство от насилия, которое может вызвать самые жестокие и бесчеловечные войны из всех, что когда-либо сотрясали мир. «Панацея» способна не только подарить нам бессмертие, но и уничтожить всех нас.

Хакеры вновь задвигают баррикады, не пуская одичалых за границу города. А мы уносимся по ухабистой, усыпанной щебнем дороге к городу. Мато берет меня за руку. От его прикосновения внутри вспыхивает искра, а вслед за ней просыпается желание отдернуть руку. Последнее время меня не отпускали мысли, как закончить «Панацею». Вылечить этот больной мир. Но сейчас, когда это случилось, сомнения усиливаются и бушуют словно шторм. Вот только уже поздно отступать.

Мы набираем скорость, несясь по усеянной воронками дороге от границы с остротравом к усеянным перьями улицам. Мато сворачивает к одному из тоннелей, которые ведут в глубь скалы. Стальные ворота преграждают нам путь, но, когда на маске Мато загорается несколько символов, они тут же раскрываются перед нами, ведь это он спроектировал систему безопасности города. И теперь Энтропия может стать нашей – никто не рискнет выступить против нас, зная, что именно мы контролируем «Панацею». Возможно, управлять кодом будет проще, если мне не придется делать это в одиночку. Возможно, вместе с Мато мне удастся сделать мир лучше.

Но стоит мне закрыть глаза, как перед глазами вспыхивают тела людей Новак, убитых Мато. И я понимаю, что делить с ним это бремя слишком рискованно.

Рев двигателя грузовика эхом отражается от изогнутых стен тоннеля, когда мы наконец подъезжаем к лифту и спускаемся на нижние этажи бункера. Взяв меня за руку, Мато выводит меня через лабиринт коридоров к обугленному атриуму. Он заполнен людьми, которые смотрят на экраны, прикрепленные к изрешеченным пулями стенам, или подключены к VR, судя по их остекленевшим глазам. Некоторые из них поворачиваются в нашу сторону, но большинство не обращает на нас внимания. Все они смотрят запись, на которой я приближаюсь к полчищу. Но у меня от одного взгляда на видео стынет кровь в венах. Теперь все знают, что «Панацея» закончена, и будут ждать от меня код. Вот только они желают получить обещанную мной свободу… а не километры зашифрованного кода. И от этого мне становится не по себе.

А шторм из сомнений превращается в ураган.

Женщина с огненными волосами, стоящая неподалеку, встречается со мной взглядом.

– Это правда? – кричит она.

Я киваю в ответ, не в силах заставить себя произнести это вслух, потому что не доверяю собственному голосу. Мато бросает на меня наполненный любопытством взгляд, когда по толпе пробегает ропот, переходящий в одобрительные крики. Мне следовало бы чувствовать себя польщенной из-за аплодисментов, но перед глазами всплывают образы людей, против которых пришлось пойти, чтобы добиться этого. Леобен, пристегнутый к креслу. Руз, умоляющий остановиться, пока не поздно. И даже Новак, решившая пожертвовать своей жизнью, чтобы я смогла спастись.