Александр Делакруа - Падение Тициана. Эра бессмертных

— Иди к черту! Ты не монета, Калеб! Ей-богу, у меня нет времени на твои приступы, нам надо убираться! — Бейкер раздраженно взывал к другу.

— Ты предлагаешь мне уйти? — с легким замешательством переспросил Калеб.

— Да! Именно это я тебе и предлагаю! Причем немедленно! — Генри, почувствовав подвижки в общении, с облегчением подтвердил своё намерение.

— В таком случае вынужден отказаться. Решение уйти ошибочно. Я остаюсь, — с последней фразой Калеб поднял в руке деси-хелпер и, едва касаясь его, провел пальцем. Яркий зеленый цвет символичным свечением поставил жирную точку в обуявшем их споре. Хейз неспешно повернулся спиной к другу и вновь устремил свой взгляд вдаль. Бейкер, глубоко вздохнув, с грустью в голосе произнес:

— Прощай, друг, — и в ту же секунду направился в сторону выхода, но внезапный оклик Калеба заставил его тотчас же остановиться:

— Генри! — вскрикнул он голосом, подобно разряду грозовой молнии, и тут же, не дав шанса на ответ, продолжил: — Двадцать семь.

Бейкер замер словно вкопанный, будто бы каким-то магическим образом понимая, о чем говорят эти цифры. Но всё же, надеясь на обратное, слегка дрожащим голосом переспросил:

— Что? Что ты там бормочешь?

Калеб продолжил всё так же безэмоционально и безучастно:

— Двадцать семь жизней. Именно столько людей ты наделил даром бессмертия за время работы в совете. Я просмотрел каждое дело, каждое заседание, но лишь в этих случаях твой голос был решающим. Ты мог одним словом лишить их того, что считаешь привилегией исключительно чистых кровей — урожденных бессмертных. Так почему же ты этого не сделал? Почему твоя ненависть к смертному роду, столь жестокому и неисправимому, не взяла верх?

— Я… Я не знаю, Калеб, — Генри явно смутился, словно очутившись на месте ребенка, судорожно ищущего себе оправдания в глазах непреклонного родителя. — Не знаю, наверно, была какая-то выгода. Какая разница? Мне правда пора идти…

Не успел он закончить фразу, как разящий голос Калеба вновь прервал его на полуслове:

— Удивительно, но подавляющее большинство из них — женщины. Старые, молодые, но все как одна с тяжелой, порой даже трагичной судьбой.

Бейкер молча стоял, слушая рассказ верховного легата, смиренно понимая бесполезность каких-либо комментариев. Калеб продолжал:

— Словно они напоминали тебе кого-то. Возможно, Роуз?

Генри стоял молча, не в силах произнести ни слова. На его сдержанном лице читалась боль горестных воспоминаний, а глаза сверкали блеском проступивших слез. Голос Калеба не стихал:

— Она была в тот вечер вместе с тобой. Твой двадцать первый день рождения. Ночь кровопролития и твоего прозрения. Она была там. Та, кого ты так сильно и беззаветно любил, не удостоилась даже секундного упоминания в твоем пересказе той роковой ночи… Ты говоришь, что тебя спас страж, но их служба тогда ещё только зарождалась и уж точно не работала на частных бизнесменов. Мне жаль, но всё указывает на то, что ты соврал мне, Генри.

— Она была там, — собравшись с силами, произнес Генри, даже не оборачиваясь в сторону Калеба. — Ты прав, не было никакого стража. И мой отец был просто больным безумцем, плевавшим на всех. И уж точно ему не было дела до меня. Ходили слухи, что он к своим годам настрогал больше дюжины детишек по всей стране. И в ту ночь, без сомнения, этот мальчишка Фрэнки застрелил бы меня и всё бы закончилось, но Роуз… — последнее слово он произнес с такой теплотой, словно все остатки человечности слились воедино в одном протяжном слове. — Она была ангелом, которого я не заслуживал. Она бросилась ко мне с криком «Нет!». Ей не нужно было бессмертие. Не нужны были эликсиры, она любила меня и закрыла собой от той чертовой пули. Фрэнки мог застрелить меня, но её — едва ли. Увидев кровь, он словно оцепенел. Стоял как вкопанный, пока не распахнулись двери и мой чертов папаша не бросился поздравлять его. Единственного, как он думал, выжившего в этой бойне. Фрэнки нелепо улыбался, принимая хвалебные поздравления и воодушевляющие хлопки по плечу. Несколько секунд счастья оборвались в тот миг, когда я наконец дотянулся до пистолета, — Генри вновь замолчал.

— Ты убил его, — констатировал Калеб.

— Я убил их обоих, — подтвердил Генри, — Фрэнки и отца. Оба упали замертво, пожиная плоды своего триумфа.

— А как же Донелли? Ты говорил, что это он убийца, — переспросил Хейз.

— Конечно же, нет. Он приказал своим головорезам схватить меня и неустанно перечислял всё то, что собирается со мной сделать, но в безумии моего предка были и некоторые полезные уроки, которые я накрепко усвоил. Миром смертных правят деньги. А их в тот момент у меня стало выше крыши. Я пообещал каждому из охранников по миллиону за голову Донелли, и без лишних колебаний они согласились. Дальше ты знаешь. Я стал тем, кем стал.

— На твоих руках кровь трёх человек, Генри. Это неправильно, — Калеб всё так же безучастно констатировал свои выводы об услышанном.

— Прошли столетия, друг мой. На моих руках теперь куда больше крови. И да, это неправильно, — с последней фразой Генри открыл взмахом руки двери комнаты и стремительным шагом в сопровождении охраны направился в сторону кораблей эвакуации.

Калеб же продолжал стоять в полной тишине, наблюдая, как вспышки взрывов приближались всё ближе и ближе к комплексу. Маленькое устройство, зажатое в руке, по-прежнему светилось ярким зеленым цветом, а в глазах Хейза, похоже, наконец читалось доселе неведомое ему чувство — умиротворение.

В то время как в одном уголке Земли солнце только встает, в другом за тысячи миль к востоку оно уже вовсю сияет. Над Москвой в этот день была на удивление ясная погода. Время близилось к двум часам дня, и все подступы к парящей Москве были заняты полчищами мутировавших созданий. В огромном многомиллионном городе, возвышающемся над округой, в центральном зале нового Кремля в этот самый момент шел оживленный диалог Алексея Рогова со своим протеже Дмитрием Поповым. Военный, по виду крупного телосложения, Дмитрий был идеальным солдатом, готовым делать то, что надо, не задавая лишних вопросов. Алексей заканчивал с калибровкой своего бронированного экзоскелета. Облаченный в серебряный костюм с золотыми отливами, он попутно закидывал вопросами стоящего поодаль генерала:

— Что с подкреплением? Где солдаты южного округа? Минск, Киев? Где они? Мы не успеваем эвакуировать всех, нам нужны бойцы и корабли.

— Они не придут, сэр, — сдержанно отвечал Дмитрий.

— Что значит не придут? Это не просьба — это приказ их легата! — Рогов едва не криком реагировал на внезапную новость.

— Да, сэр, я пытался донести эту мысль, но они боятся оставлять города без гарнизонов. Все знают, что часть этих тварей сейчас носится по всему миру на своих черных кораблях, обращая в монстров целые поселения. Утром они уничтожили Гомель. И теперь сотни тысяч новообращенных двигаются в сторону столиц Восточной Европы. Без военных гарнизонов они к вечеру захватят половину всей территории.