Джеймс Ганн - Бессмертные [сборник litres]

Итак, на мне бейдж мертвеца.

– С меня хватит, я ухожу, – сказал я, поднимаясь.

Ариэль с силой дернула меня за полу пиджака.

– Сядьте! – прошипела она, испуганно оглядываясь. Я сел. – Уйдете сейчас – вызовете подозрения. Разбираться никто не станет. Я вас не выдам. Подождите до перерыва и выйдите вместе со всеми.

Дрожащим пальцем я ткнул в программу.

– Но это ведь… ведь…

– Всего лишь магия, – сказала она, хлопнув большими, голубыми, невинными глазами.

– Магия?! – тихо воскликнул я. – Что, прямо всамделишная?

– Ну конечно. А вы как думали?

Все что угодно, только не это, проворчал я про себя. Магия? Бред какой-то. Осталось понять, кто из нас спятил: она, все вокруг или же один я? Она сумасшедшей не казалась. Все прочие – тоже. Напротив, вполне приятные, интеллигентные люди, собравшиеся на профессиональную конференцию. Магия? Ну уж нет, увольте. Здесь, сейчас? В крупном отеле посреди мегаполиса, когда снаружи светит солнце, ездят автомобили, летают самолеты, а люди заняты своими повседневными делами?

Заклятия, волшебные палочки, кладбищенская пыль? Ворожба, формулы и колдовство?

– Ай!

– Что такое? – с тревогой спросила Ариэль.

Я потер бедро. Не сплю. Плохо. Раз это не сон, а они нормальные, значит, сбрендил я.

Человек по имени Соломон встал за пюпитр. Все окончательно расселись, свободных мест почти не было. На фоне черного занавеса казалось, будто лицо Соломона парит в воздухе над треугольником белой рубашки, торчащим из выреза пиджака. Лишенные тела руки взывали к молчанию. Молчание наступило.

Соломон заговорил. Голос его был гулким, речь – громкой и ясной, но я не мог разобрать ни слова. Он размахивал руками, будто дирижируя невидимым оркестром. Закончив, он улыбнулся и произнес типичное приветственное обращение – в точности такое, какое можно услышать на любом профессиональном сборище.

– Это было египетское заклятие, – прошептала Ариэль, наклонясь ко мне. – Дарует всем присутствующим благословение на каждый день.

– Поглядите, какая щедрость, – проворчал я, стараясь скрыть, что в самом деле почувствовал себя счастливее.

Точнее, не то чтобы счастливее. Было другое, более подходящее слово: благословенный. Однако произносить его я не хотел.

Первые пять докладчиков оказались донельзя занудными, как и всякие специалисты, рассуждающие о тонкостях своего предмета. Даже знающей публике не хватало терпения выслушивать длительные монологи про мелочи и нюансы.

Я же пребывал в ступоре. Передо мной скучно говорили о магии, пресно рассуждали о колдовстве. И будничная уверенность в их практической применимости сквозила в каждом слове.

Один докладчик этимологически доказал, что ведьмовство – это Искусство ведающих, то есть мудрых. Другой обратил внимание слушателей на роль средневековых сатанистов, объединявшихся в кружки по тринадцать человек – «ковены». Так что данный ежегодный слет неслучайно получил свое название, равно как неслучайным было и то, что в зале тринадцать рядов по тринадцать мест, а собравшихся – ровно сто шестьдесят девять.

Слушатели зашептались. Ариэль заерзала в кресле.

– Этого я и боялась. Не к добру, ох, не к добру…

Не пребывай я в постоянном замешательстве от обилия невероятного, я бы вышел из зала, обогащенный базовыми теоретическими и практическими познаниями в магии. Трое из пяти докладчиков говорили как раз об этом.

Термины летели один за другим. На сцене разворачивались демонстрации. Заклятия, обряды, превращения. Вера и принцип действия. Сэр Джеймс Фрэзер [29] Джеймс Джордж Фрэзер (1854–1941) – британский антрополог и этнолог, автор классического труда «Золотая ветвь» (The Golden Bough, 1890–1915), в котором проанализированы и систематизированы сведения о магии, мифологии, обычаях и верованиях древних народов. . Резервуар экстрасенсорной мощи. В колеблющихся столпах дыма проступали бесовские, уродливые рожи; из ниоткуда возникла красотка в купальном халате и стала позировать перед аудиторией; в руке докладчика появился высокий запотевший бокал, который был жадно осушен.

Контагиозность. Сродство, вызванное непрерывностью пространства. Часть равна целому. Волосы. Обрезки ногтей. Закон контакта.

Имитация. Сродство, вызванное подобием. Достижение результата через подражание. Восковые фигуры.

Гомеопатия. Закон подобия.

Демонстрации. Я вцепился в кресло.

Из зала неторопливо вышел последний докладчик утренней сессии. Отчего-то ему места на сцене не досталось. Это был невысокий мужчина, краснощекий, с венчиком белых волос.

Сверкнув розовой лысиной, он склонился над рукописью в переплете, которую принес с собой, затем окинул взглядом аудиторию и бойким тенорком зачитал несколько вступительных абзацев. Смысл выступления сводился к тому, что благодаря достижениям высшей математики впервые в истории экстрасенсорные явления стали по-настоящему управляемыми. Цель данного общества, таким образом, – создать на основе этой теории прикладную науку. К сожалению, цель эта была выброшена за борт – не исключено, что нарочно, дабы уступить место вопросам куда как менее значимым и прогрессивным.

Слушатели зашептались с плохо скрываемым неодобрением. Докладчик же продолжал излучать благодушие.

– Кто это? – шепотом спросил я у Ариэли.

Она сидела, выпрямив спину и блуждая взглядом по аудитории.

– Уриэль, – ответила она со вздохом.

Однако, несмотря на все вышесказанное, продолжал Уриэль, исследовательскую работу он не прекращал и теперь был готов обобщить перед почтенной публикой достигнутые результаты.

Он попросил принести доску, и, как водится, без приключений не обошлось. Я такое видел не раз. Двое парней, которые несли доску, постоянно спотыкались, задевая всех и вся. Наконец ее водрузили на сцену, полностью перекрыв Соломона и предыдущих докладчиков. Однако доска продолжала жить какой-то своей жизнью, дергалась и скакала, едва Уриэль подносил к ней мел.

В аудитории послышались смешки.

Уриэль сделал шаг назад и обернулся к слушателям. Вздохнул – видимо, он к этому привык.

– Среди нас, похоже, есть шутники, – заметил он беззлобно. – Что ж, сейчас мы все исправим. Всем вам известна классическая словесная формула, однако она работает непредсказуемо, а зачастую и вовсе не срабатывает. И вот тут на помощь приходит математика.

Он начертил на доске две стрелки, указывающие вниз, на пол. Над ними он написал формулу, которая показалась мне смутно знакомой: сплошь удлиненные f и небольшие треугольники – судя по всему, греческие «дельты». Стоило Уриэлю дописать последний символ, как доска дергаться перестала.

– А теперь, – снисходительно обратился он к нам, словно к неучам, – приступим.