Джеймс Ганн - Бессмертные [сборник litres]

На вид ей немногим больше двадцати, то есть лет на десять младше меня. Да, остальные женщины выглядели не сильно старше, только в них ощущалась зрелость, а в ней – юный задор, который выдавала озорная ухмылка. Девушка знала, что я откровенно ее разглядываю, но совершенно не противилась.

– Вот вам программа, Габриэль.

Она снова засмеялась милым девичьим смехом и вручила мне буклетик со стоявшей рядом подставки. Я подивился тому, какое у девушки острое зрение, если она сумела прочесть имя у меня на бейдже. Я ведь его даже еще не нацепил, а держал в руке.

Слегка нагнувшись, я прочел ее имя. Карточка висела там, где, белое вязаное платье волнительно вздымалось.

Зовите меня АРИЭЛЬ

или платите пять долларов

– Ариэль? – спросил я. – А где же Просперо? [28] Кейси имеет в виду персонажей «Бури» У. Шекспира. Просперо – волшебник, герцог Милана, свергнутый своим братом и отправленный на корабле в открытое море. Ариэль – дух воздуха и слуга Просперо, которого волшебник спас от издевательств колдуньи Сикораксы.

– Умер, – коротко ответила она.

– Хм, – только и смог произнести я. Типичная беда непосвященного: или не знаешь, что сказать, или брякнешь глупость. – Спасибо за программу, Ариэль. И за поддержку.

– Обращайтесь.

Я было отошел, но тут передо мной возник крупный, добродушный мужчина с белыми волосами.

– Ариэль! – пробасил он мимо меня. – Весьма опечален известиями о твоем отце. Наш круг уже не будет прежним.

Ариэль буркнула что-то в ответ, а я взглянул на бейдж, прикрепленный к широкой груди, загородившей мне дорогу. Его обладателя следовало звать Самаэлем.

– Должно быть, унизительно стоять здесь и раздавать программы, будто неофит какой-то, – сказал Самаэль. – Твое место среди нас, на сцене.

– Я сама вызвалась, – возразила Ариэль. – И кем бы ни был мой отец, я всего лишь ученик.

– Полноте, – произнес он. Я с интересом прислушался: неужели кто-то до сих пор говорит «полноте»? – Ты самый что ни на есть настоящий адепт. Готов поспорить, ты здесь никому не уступишь.

– Прошу прощения. – Я снова попытался уйти.

– Познакомьтесь, Самаэль, – сказала девушка. – Это Габриэль.

Он обратил свое широкое красное лицо ко мне.

– Габриэль, значит? Слышал о вас немало лестного. Вас ждут великие дела, воистину великие.

О чем это он?..

– Не торопитесь с выводами, пока не услышите, как я протрублю.

– Именно, именно, – сказал он и снова повернулся к Ариэли: – Так как же умер твой отец, дитя мое?

– Он… – произнесла девушка. – Он просто увял.

– Увял?! – Краснота на лице Самаэля сменилась белизной; видимо, это слово означало нечто ужасное. – Какой кошмар… – проговорил он, отступая и ошеломленно тряся головой. – Печально, воистину печально. Что ж, прошу простить, но мне пора. До свидания, дитя.

Ариэль грустным взглядом провожала удаляющуюся белую шевелюру.

– Вот так всегда… – вздохнула она.

Тут задник распахнулся, и оттуда на сцену вышел «мой» человек.

– Кто это? – забыв осторожность, спросил я и тронул девушку за руку.

– Если бы я знала… – печально ответила Ариэль.

– Он что, здесь впервые? – удивленно произнес я.

– Нет, конечно.

– Ну и кто же он?

– Он – Волхв.

– Волхв?

– Так мы называем главного.

– А зовут-то его как?

– К нему следует обращаться «Соломон».

– Или платить пять долларов, понял. – Я вздохнул. – Что ж, Ариэль, еще увидимся.

Почти все уже расселись, но в заднем ряду оставались свободные места. Я занял одно из кресел. Над головой, перезванивая, все качались хрустальные люстры. И это при полном отсутствии движения воздуха.

Я то и дело садился в лужу, говоря глупости и выдавая себя. Девушка вон сразу поняла, что я взялся откуда-то со стороны – хотя виду при этом не подала. А кто-то еще понял?

Как легко все начиналось! Вот вам штука баксов, узнайте мне имя человека.

Имя, имя… Что значит имя? Габриэль, Ариэль, Просперо, Самаэль, Ля-Вуазен (она-то как в этот ряд затесалась?), а теперь еще и Волхв Соломон… Имя, что значит – имя ? Так и надо было сказать старухе.

Я уже давно сидел без дела у себя в кабинете, болтая сам с собой. Дурная привычка, знаю, но так все же лучше, чем слушать, как пауки плетут паутину в углах и над дверью. Подбрасывая на ладони четвертак – свой последний, – я решил: выпадет орел – встану со стула, запру кабинет, выйду на улицу, куплю себе хот-дог и кофе, а потом отправлюсь наконец искать настоящую работу.

Но каждый раз выпадала решка. Я плюнул и кинул монетку на бювар.

Кейси, ты придурок.

– И без тебя знаю.

Детектив частный – кретин несчастный! Тебя кто угодно вокруг пальца обведет.

– Не начинай.

«Сколько можно прозябать в учителях? Начни уже жить, делай деньги!» Младший партнер, ага! Недоумок ты, а не партнер!

– Да понял я, понял.

Где он теперь? Смылся и деньги прихватил. Больше ты их не увидишь. Поднимай свой зад, ищи работу. Вернись в преподавание.

– Посреди учебного года?

Ну тогда найди работу, где не требуются мозги. Ведь у тебя их нет!

В общем, смотрю я на четвертак, размышляя о совместном банковском счете, которого больше нет, и о партнере, сбежавшем то ли в Южную Америку, то ли в ЮАР, то ли на юг Нью-Джерси, потом поднимаю глаза и вижу, что в кресле с потерянным видом сидит пожилая седоволосая дама. Это кресло – единственный приличный предмет мебели в кабинете, если не считать рабочего стола, который я, правда, запачкал ботинками, но его уже описали и со дня на день должны были забрать.

Наверное, у меня на лице отразился испуг. Я не слышал, как она вошла.

– Я стучала, но вы, похоже, не обратили внимания, – сказала дама; ее тусклые голубые глаза блеснули. – Я к вам по делу.

– По какому еще делу? – спросил я.

– Мне нужно найти одного человека.

– Кого?

– Если бы я знала, то зачем мне обращаться к детективу? – резко сказала дама. – Завтра утром, между половиной десятого и десятью, он войдет в отель за углом. Узнать его нетрудно. Я уверена, что он будет высоким, подтянутым, с черными волосами и сединой на висках, очень представительного вида. На нем будет вечерний костюм.

– В десять утра?

– Да. А на лацкане – пентакл.

– Что-что?

– Пятиконечная звезда, золотая, с гравировкой.

Я кивнул, как будто понял. Думаю, вышло вполне убедительно.

– Вы говорите, что «уверены» в том, как он будет выглядеть. Что это значит? Вы ни разу его не видели?

– Почему ни разу? Вчера. До завтра он точно ничего не сменит.

– Ничего не сменит? – переспросил я с грубой насмешкой. – Вы про одежду или про лицо?

– И про то и про другое. Кажется, я вас запутала. Ой.

Она меня запутала! Это еще мягко сказано. Шестеренки в голове вращались, как барабаны в игровом автомате. Надо было сразу отказываться, но тут я посмотрел на стол и увидел на нем джекпот. Рядом с четвертаком лежала прямоугольная зеленая бумажка. В каждом углу была напечатана цифра «1», а за ней – три изящных овала, обозначающих ничто. Барабаны один за другим остановились. Вот такой разговор мне понятнее. Я взял купюру и повертел в руках. Она слегка похрустывала и казалась вполне настоящей.