Геннадий Дмитриев - Настоящая работа для смелых мужчин

— Если так, — сказал Жан Поль, — то почему тогда человек не может уклониться от пули? Ведь, если верить вам, то времени у него достаточно!

— Может! — ответил Валера.— Но достигается это специальными, длительными тренировками.

Я вспомнил свой последний полет на истребителе. При выполнении пилотажа на малой высоте, в верхней точке полупетли, отказал двигатель, самолет потерял скорость, и свалился на крыло. Пришлось катапультироваться. И хотя катапульта выстреливает пилота вместе с креслом с большой скоростью, я ясно видел, как медленно выхожу из кабины, я видел четко как уходят от меня приборы на панели, и даже мог прочесть их показания, мое личное время шло совсем не так, как время тех, кто наблюдал эту картину с земли. Катапультировался я не вверх, а горизонтально, и падал вместе с самолетом до раскрытия купола парашюта. Наполниться воздухом купол не успел, и только взрывная волна, возникшая при ударе самолета о землю и взрыве топлива, спасла меня от неминуемой гибели.

— Замедлить или ускорить время — это одно, а вот запрограммировать перемещение в канале в точно определенное время — это совсем другой вопрос, — задумчиво произнес профессор.

— Я попробую, — сказал Владимир, — нужно представить себе четко то время, куда мы должны попасть, объекты, людей — все, что связано с нашим временем. Думаю, я смогу.

— Тогда будем выбираться отсюда, — сказал профессор, — завтра, с утра летим к тому месту, где мы вошли в этот мир, и попытаемся тем же путем вернуться обратно.

Николай Иванович развернул карту, и сказал, показывая рукой:

— Вошли мы вот здесь, когда мы сканировали местность прибором Рудольфа, я отмечал положение на карте через каждые пять минут, это последняя отметка. А вот тут — полевой аэродром немецкой экспедиции. Он лежит на нашем маршруте, думаю, нужно приземлиться, и дозаправиться.

— Тогда, может быть, стоит навестить селение свангов, попрощаться? — сказал доктор Архангельский.

— Не стоит, — сказал профессор, —Актар знает, что мы возвращаемся в свой мир, остальным нелегко объяснить, откуда мы пришли, и куда уходим. А теперь давайте отдыхать, завтра нас ждет трудный день.

Но уснуть я не мог. «Вчера в лесу волчица выла, а в горах Красная женщина родилась» — вспоминал я слова, сказанные старухой Изель перед нашим полетом в долину. Красная женщина, кто она? Какой-то странный, непонятный образ преследует меня с момента той катастрофы, в которой выжил лишь я один. Что это? Существо из параллельного мира? Или одна из тех сущностей, которые живут рядом с нами в виде домовых, леших, русалок и прочей нечисти? А может, это просто бред моего больного воображения?

Сперва странный, неизвестно откуда возникший образ женщины в красном за оконным стеклом. Ее взгляд, полный какой-то неземной печали, и слезинка, застывшая на щеке. А потом, когда горящий самолет с оторванной плоскостью падал на землю, она вновь возникла, как бы прощаясь со мной. Возможно, она предупреждала меня? После, был этот странный, город, наполненный призраками тех, кто когда-то были людьми, и вновь женщина в красном, сидящая за моим столиком в кафе. Та, которая, погибнув под колесами трамвая, на следующий день как ни в чем не бывало сидела за тем же столиком и молча пила свой апельсиновый сок. Она была так похожа на странный образ, явившийся мне перед тем, роковым полетом, но все же это была не она.

А образ той, явившейся мне в хмурое дождливое утро женщины с полным неземной печали взглядом, он вновь возник предо мной, когда мы летели в эту долину. Она снова предупреждала меня? А тот странный сон, и снова женщина в красном с неистовой яростью пытавшаяся сбросить меня в пропасть? Или это был не сон? Так, что же это было?

Откуда возник этот образ, что постоянно преследует меня? Или он вызван уставшим от реальности сознанием, или является порождением какой-то иной реальности? Как там говорил профессор Мальцев: «Наш мир — это пространство вариантов над полем событий»? И возможно, образы эти являются мне из другой плоскости реализованных вариантов моей судьбы?

Веки тяжелели, мысли путались все больше и больше, переплетаясь в причудливой фантазии неземных образов, обрывками давно забытых снов, каких-то фраз, внезапно вспыхивающих в сознании. А потом я снова увидел ту Красную женщину, которая тогда, в прошлом сне, пыталась сбросить меня в пропасть. И вновь пропасть зияла под моими ногами, я стоял на краю обрыва, возле самого монастыря, а она была рядом, и смотрела на меня с иронической усмешкой, но уже не пыталась сбросить меня вниз. Я посмотрел на нее вопросительным взглядом, и она усмехнулась в ответ, тогда я понял, что сейчас я сам сделаю этот шаг, туда, в дымящуюся пропасть. Страха не было, я посмотрел вниз, потом перевел взгляд на женщину — она кивнула мне, и я сделал шаг в пропасть…

Ничего не произошло, не было ни ощущения падения, ни страха, ни растерянности. Я стоял на земле, вокруг была зеленая трава, голубое небо над головой, стоянки самолетов. Это был наш аэродром на острове. И Як-12, с зачехленным мотором и струбцинами на рулях, и кот Васька, растянувшийся на траве, все привычно, все, как всегда… Чья-то тяжелая рука легла на мое плечо, я обернулся…

— Вставай! Сколько можно спать?! — будил меня Николай Иванович.— Завтрак уже давно на столе!

Стол был действительно накрыт, но никто из нас не заметил, когда и кто это сделал.

— Прямо, скатерть-самобранка какая-то! — сказал Рудольф.

— Интересно, кто же тут гостей обслуживает? — спросил Жан Поль.

— Спроси у Эхнатона, если интересуешься, — ответил Николай Иванович. Но когда появился жрец, никто почему-то не решился обратиться к нему с подобным вопросом.

Жрец не принимал участие в нашей трапезе, он вошел позже, когда уже все поели. Профессор обратился к нему, сообщив, что мы решили возвращаться в наше время. И вот что интересно, при мысленном «разговоре» со жрецом, мы все ясно воспринимали мысль того, кто обращался к этому непривычному собеседнику, точно так же воспринимали и его ответ.

Эхнатон Второй одобрил наше решение, выразив уверенность в том, наше предприятие окончится благополучно. Я в этом теперь тоже не сомневался, сон, который я увидел, внушал спокойствие и надежду на то, что все для нас кончится хорошо.

Мы покинули монастырь, спустившись по крутой тропинке на площадку, где ждал нас наш Ан-2. Было раннее утро, и плоскости самолета, и остекление кабины были покрыты росой, первые лучи едва приподнявшегося из-за гор солнца отражались в капельках росы, как в жемчужинах, вспыхивая искорками на мгновение, и угасая.

Рудольф уже готовил машину к полету, и вскоре звук мотора нарушил первозданную тишину древних гор. Пока наш бортинженер прогревал двигатель, мы с Николаем Ивановичем и Жаном обсуждали маршрут полета, и поиска того места, где должны были находиться «врата времени» информационного канала.