Геннадий Дмитриев - Настоящая работа для смелых мужчин

— Будем идти так, как шли при сканировании местности, — говорил Николай Иванович, — только начнем поближе к точке входа в канал, вот отсюда.

Последние слова его заглушил рев винта — Рудольф прожигал свечи перед тем, как выключить двигатель. Рев винта стих, мотор остановился. И вот бортинженер, тяжело ступая по высыхающей росе, подошел к нам, и доложил:

— Самолет к полету готов!

— Тогда все грузимся и летим! — сказал Николай Иванович всем членам экспедиции.

Мы поднимались на борт нашего старого, верного самолета, с каким-то щемящим душу чувством, мы навсегда уходили из этого мира, затерянного в глубине веков.

Мотор взревел на взлетном режиме, рассекая пространство винтом, и самолет, покачиваясь на неровностях площадки, начал разбег.

Вспомнились вдруг слова давно забытой песни. Да, в этот мир мы уже не вернемся, пройдя «врата времени», а вернемся ли в свой?

Набрав пятьсот метров над монастырем, я вел самолет в сторону долины Синей реки с небольшим снижением, по мере того, как уменьшалась высота рельефа местности, скользя, как на санках с горы, с двух с половиной тысяч метров. Вот и озеро, у которого мы совсем недавно ночевали, еще один хребет, гораздо ниже прежнего, и мы окажемся в долине.

Вот уже и долина Синей реки ушла под крыло, вот и показались земли свангов, а вот тот самый аэродром, на который собирался вернуться «Юнкерс -52» экспедиции СС, собирался, но не вернулся, обретя вечный покой в ущелье быстрой, горной речки. Осталась и палатка, и посадочные знаки, успевшие зарасти травой, но все же различимые с воздуха, остались и бочки с горючим, которым мы решили воспользоваться, все равно, здесь больше некому заправляться авиационным бензином.

Зайдя к третьему развороту, я посадил самолет, срулил с полосы, и подрулив поближе к бочкам, выключил двигатель. Не знаю, как немцы заправляли из бочек свой «Юнкерс», наверное, не ведрами, а нам, специально для заправки самолета в полевых условиях из различных емкостей, Рудольф Иванович соорудил компактный электронасос, располагавшийся прямо внутри шланга, обладающий довольно неплохой производительностью. Пополнив баки горючим с помощью этого устройства, уже через полчаса мы были готовы к полету.

— Ну, что? Все готовы? — спросил профессор, и посмотрев на Семенова, сказал:

— Теперь от тебя, Володя, многое будет зависеть.

— Не беспокойтесь, — ответил тот, — все будет нормально, я это чувствую.

— Только не … — начал было Жан Поль, но Николай Иванович пресек его:

— Молчи! Не говори больше ничего! Знаю, что ты хочешь сказать! Здесь твои шуточки ни к чему! Я тебе потом все объясню, дома!

— Да, ладно, — ответил Жан, ничуть не смутившись, — я ничего такого особенного и не хотел говорить, так, просто.

— Просто — не просто, а лучше тебе сейчас помолчать.

— Да, молчу, молчу.

Я внутренне усмехнулся, я понял, что хотел сказать Жан, и почему пресек его Николай Иванович. А сказать он хотел что-то вроде: «…только не думай о Джордано Бруно…» или нечто подобное. Это, как у Ходжи Насреддина — «не думай об обезьяне», о чем пробуешь не думать, о том и думаешь. Не зря наши предки не говорили меж собой о всяких неприятностях и темных силах, идя по опасной тропе. Но Володя был выше этого, он обладал техникой управления мыслью не хуже йогов, но сейчас шутки были действительно не уместны.

— Через пятнадцать минут после взлета мы окажемся в районе действия информационного канала, идти будем точно по схеме, как входили. Володя, готов? — спросил Николай Иванович.

— Готов, — ответил Семенов.

Мы взлетели, набрали заданную высоту, Николай Иванович указывал курс, направление разворота, отсчитывал время. Разворот — прямая, разворот — прямая, еще, еще, и еще. Семенов расслаблен, спокоен, руки на коленях, глаза полуприкрыты. У меня руки вспотели, впившись в штурвал, как у курсанта, впервые вылетевшего без инструктора, по лбу струится пот, хотя в кабине не жарко. Разворот — прямая, разворот — прямая, еще разворот — ничего не происходит. Николай Иванович продолжает отсчитывать время.

— Да, мы уже прошли точку, в которой входили! — кричит Жан Поль. — Что-то не так! Мы не нашли этот чертов канал! Давайте обратно!

— Все в порядке, — ответил Семенов, — все в порядке, ребята, мы уже прошли сквозь канал, мы в нашем времени, я чувствую это!

— Но, ведь не было же ничего такого, как тогда, когда мы попали в прошлое! — сказал Николай Иванович.

— Это не обязательно, — ответил Володя, — тогда вы не были готовы, сейчас я осознанно ощутил канал, все нормально.

И тут я увидел, как стрелка радиокомпаса слегка дрогнула — появился сигнал. Я взглянул на пульт АРК-9, на нем была установлена частота радиомаяка Дегира, естественно, что за время нашего пребывания в прошлом, ее никто не менял. И теперь радиокомпас показывал направление на Дегир. Я отвернул чуть вправо — влево, стрелка реагировала.

— Мы вернулись! — заорал я.— Есть сигнал Дегира!

— Там было селение свангов, — закричал Жан, — его нет, смотрите!

Долина была пуста, ни свангов, ни их поселка уже не было в том мире, куда мы возвратились. Нас отделяли от них всего несколько минут полета и… четыре тысячи лет.

Вернувшись на базу, мы вновь увидели нашу посадочную площадку, отмеченную пустыми бочками, аккуратно сложенные полные бочки с горючим, наш домик и хижину старухи Изель. Все казалось до боли знакомым и родным. Но не было радости в наших сердцах. Мы возвращались в мир, который умирал, умирал, устав от жадности, зависти, злобы и жестокости людей. Людей, которые рвали на клочки эту Землю, Землю, давшую им жизнь, они вырубали леса, как черви ковырялись во чреве Матери-Земли, вырывая из глубин ее уголь, нефть, железо, забирая последнее, что у нее еще оставалось. Они отравляли Небо дымом фабричных труб, заливали Воду нефтью и отходами, заполняли Пространство радиацией, они убивали друг друга и сами себя. Когда-нибудь они узнают тайну пространства и времени и уничтожат тот мир, в котором живут, и тогда умрут все, и люди, и Боги.

Когда старуха Изель спросила нас, почему не вернулись сванги, профессор Мальцев сказал:

— Они вернутся, они обязательно вернутся, когда мир станет другим, не таким, как сегодня, а он будет другим, обязательно будет.

— Я знаю, я буду ждать их, — тихо ответила старуха, — придет время, когда зло, насилие и жестокость навсегда исчезнут с нашей Земли, когда люди станут свободными, свободными от жадности, зависти и гордыни, когда научатся они понимать язык зверей, птиц и цветов. Тогда и сванги смогут вернуться.

— Скажи, Изель, — спросил Николай Иванович, — почему ты не сказала нам, какая именно опасность нас может ждать, а говорила лишь то, чтобы мы опасались того, что нельзя увидеть глазами? Как же мы могли уберечь себя от того, что невидимо?