Ника Ракитина - Дракон для жениха [СИ]

В то самое время, пока пан Иохан разговаривал с пыльно-серым возницей, ее светлость Эрика Наньенская плакала навзрыд в крошечной каюте дирижабля, которому предстояло доставить ее обратно домой.

Поднявшись по трапу, брат предложил Эрике снова занять место на верхней палубе, чтобы во время полета полюбоваться величественной панорамой Империи, но она отказалась, отговорившись головной болью, и быстро скрылась в своей каюте. Ее и впрямь терзала боль, но не головная, а душевная. Эрика не совсем еще понимала, чем она вызвана, и не хотела, чтобы брат заметил неладное и начал расспросы. Все равно она не смогла бы сказать ничего внятного. Сначала стоило бы разобраться в себе.

Но едва скользящая в пазах дверь каюты с легким щелчком встала на место, отделяя Эрику от всего мира, девушка поняла, что вдумчиво покопаться в себе не получится. Слезы, в течение последних нескольких часов подступавшие к горлу и сдерживаемые лишь титаническим усилием воли, прорвались наружу таким могучим потоком, что Эрика не успевала утирать их. Чтобы никто ее не увидел и не услышал, — в том числе и Карина, поселившаяся в примыкающей к ее каюте каморке, — она бросилась на узкую кровать, с головой накрылась одеялом и отдалась на волю слезной стихии.

Нет, нечего было и пытаться обмануть себя — причиной всех этих бурных рыданий являлся пан Иохан. Тот самый человек, женой которого Эрика должна была стать. Тот, который с легким сердцем отпустил ее обратно в Наньен. Тот, который ни капельку не любил ее…

…Она знала его с самого детства. Как и брат, пан Иохан был старше Эрики на четырнадцать лет, и почти не обращал на малышку внимания, только время от времени, когда был в особенно хорошем настроении, угощал ее конфетами. Она же с первого взгляда — вернее, с тех самых пор, как начала сознавать себя, — была очарована темноволосым улыбчивым юношей, который очень скоро превратился в красивого молодого мужчину. Разумеется, ни о какой любви не могло быть и речи, маленькая Эрика восхищалась другом своего брата чисто по-детски. Только лет в тринадцать она впервые с женской точки зрения взглянула на пана Иохана, который — увы! — был на целую вечность ее старше. Когда он приближался, она теряла дар речи; взгляд его удивительных аквамариновых глаз заставлял сердце сбиваться с ритма; а заговори он с ней — казалось, тогда она лишилась бы сознания. Но он с ней не заговаривал, только кивал и улыбался, пока она оставалась ребенком, а позже, когда Эрика подросла и стала барышней, приветствовал молчаливым поклоном. На протяжении лет пан Иохан оставался далеким и чужим взрослым мужчиной, который жил в своем взрослом мужском мире. Эрика и подумать не могла, что когда-нибудь приблизится к нему хоть на сколько. Тем более, его всегда окружало множество красивых женщин, которым он расточал свои ослепительные улыбки. Эрика могла только наблюдать за ним издалека, и ее это устраивало — пан Иохан излучал столько света, что хватало и на ее долю. Как ни была она юна, все-таки понимала, что женщин к нему влечет не столько его красота, сколько этот свет. Но ей он не предназначался.

Когда брат объявил, что она должна стать женой пана Иохана, Эрика перепугалась до полусмерти. Как! Стать женой этого красивого черноволосого мужчины, жить с ним в одном доме, говорить с ним каждый день, родить ему детей? Разве это возможно?.. Когда первый шок прошел, новая мысль обожгла Эрику: но ведь он не просил у нее руки! Она спросила об этом брата, и тот объяснил, что, поскольку она несовершеннолетняя, подобные вопросы допустимо решать с ним, ее опекуном, без ее участия. «Не бойся, барон Криуша хороший человек, и будет ласков с тобою, — добавил он. — Конечно, он не богат, но я дам за тобой хорошее приданое. Вам не придется ни о чем беспокоиться». О деньгах Эрика беспокоилась меньше всего, а утверждение брата о том, что барон Криуша — хороший человек, ей пришлось принять на веру.

После того, как решение о свадьбе было принято, и назначен день помолвки, она стала присматриваться к пану Иохану внимательнее. Его визиты в герцогский дворец не участились, и Эрикой он интересовался не больше, чем обычно. Впрочем, они вообще редко виделись, поскольку девушка большую часть дня проводила в своих апартаментах. Несколько раз они встречались в парке, и пан Иохан был любезен с нею — не более того. На влюбленного жениха он вовсе не походил. Эрика же не могла смотреть на него без затаенного волнения, но причиной тому была вовсе не любовь. По-прежнему она невыразимо робела перед ним… и почти боялась его, хотя он и оставался в ее глазах самым красивым мужчиной из всех, кого она видела. Его улыбка ослепляла, его взгляд обжигал сердце. И он по-прежнему оставался для Эрики незнакомцем и не делал никаких попыток сближения.

Увы! несмотря на юные года, она понимала, что ни о каком браке по любви не может быть и речи. Мужчины — ее брат и барон — заключили между собой некий договор, главным пунктом которого являлась она, Эрика. Чего касался этот договор, ей, разумеется, не сообщили. Но она видела, что предстоящая свадьба вовсе не радует ее нареченного.

На торжестве, посвященном их помолвке, пан Иохан так странно смотрел на нее, что ее то и дело обдавало жаром с головы до ног. Никогда прежде Эрика не видела такого выражения в его аквамариновых глазах. Ей даже стало не по себе — он будто ощупывал ее взглядом. В конце концов она не удержалась и шепотом спросила у сидевшей рядом герцогини Офелии:

— Почему барон Криуша так на меня смотрит?

После недолгого изучения барона на лице Офелии появилось странное выражение, крайне озадачившее Эрику.

— Мне кажется… — поколебавшись, проговорила герцогиня, — барон немного пьян.

— Пьян?! — это предположение было для Эрики как пощечина. — Этого не может быть!

— Милая… — немедленно стушевалась Офелия. — Я не знаю, что тебе сказать. Я не знакома с бароном настолько близко, как Иштван, и не могу толковать его взгляды.

Однако у Эрики осталось подозрение, что герцогиня поняла его взгляд слишком хорошо.

Ее охватила жгучая обида, когда барон пошел танцевать с сестрой вместо того, чтобы пригласить ее, свою невесту. Но она загнала обиду поглубже в сердце. Внезапно Эрике пришло в голову, что для пана Иохана она такой же чужой человек, как и он для нее. Быть может, в этом и кроется причина его отчуждения? Но ведь не робеет же он перед ней, думать так попросту глупо!

С того дня появилась у Эрики дерзкая мечта: перестать быть для пана Иохана чужой. Поездке в столицу она обрадовалась в первую очередь потому, что углядела в ней прекрасный повод для сближения с женихом. Казалось, ее надежды оправдываются: на дирижабле пан Иохан выглядел более раскованным и оживленным, много разговаривал и шутил с ней, вообще держался так, будто освободился от каких-то духовных оков. И после, в Дюрвиште, он был очень мил… жаль, слишком поздно Эрика поняла, что вернее было бы сказать о нем — «равнодушно мил». На ее место могла бы оказаться любая женщина, и барон держался бы с ней точно так же. Она не трогала его сердце.