Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1980

Четыре хлеба, четыре куска бычьей туши, четыре пучка зеленого лука лежали на алебастровой плите. По бокам горели четыре светильника по числу сторон света, озаряемых великим богом Амоном. Короткие красные языки потянулись вверх, раздвинув тьму в глубине. Стали видны огромные черные ноги, ладони с распластанными пальцами, лежавшие на коленях. Красное пламя взвилось еще выше. Открылись могучая грудь, широкие плечи. Красные отсветы лизнули нахмуренное чело. Искры вспыхнули в черных глазах, красным сверкнули белки, зажегся румянец на скулах.

Царица упала.

— О, Амон! — взмолилась она, распростершись на плитах пола. — Приди на голос, зовущий тебя, оживи плоть от плоти твоей! Я на троне, как ты того пожелал, и страна в ликовании. Обе Земли покоятся в мире. Хочешь ты мира или войны? Должна я встать во главе пехоты и колесниц? Я — фараон, сын от плоти твоей, но мое естество — естество женщины. Владыка богов, отец мой, даруй мне дыхание жизни, увлажни мне уста, дай силу!

По залу пронесся гул, подобный реву воды, прорвавшей дамбу. Голос бога звучал раскатисто, низко. Слова тяжело выходили из каменного чрева.

— Сын мой, дитя мое, образ, сотворенный моей силой. Поставил я тебя владыкой страны Та-Кемет, и сердце мое довольно. Обращаю я лик на четыре стороны — приходят к тебе народы с дарами. Смотрю я на Обе Земли — построен мой дом из камня, чтобы стоять вечно. Вот, отправь корабли в Землю Пунт, и пусть темнокожий поведет их по Великой Зелени. Вожди чужих земель упадут на живот свой. Их дары у них на ладонях. Привезут корабли деревья для моего дома, чтобы вдыхал я запах Пунта во все дни и сердце мое ликовало.

Голос умолк. Вода перестала рвать дамбу. Ушли в темноту суровый лик и могучее тело. Скрылись столбообразные ноги.

Во время утреннего приема лик царицы был светел. Коршун Юга И кобра Севера свисали с золотой царской тиары над безмятежным лбом. Цапля Бену, охватившая золотом распахнутых крыльев плечи и грудь царицы, вздымалась под ровным дыханием. Складки белого платья лежали отвесно, не колыхались и чуть поблескивали шитьем золотых бляшек.

Царица сидела на троне из белого золота под балдахином на четырех золотых столбах. Правой рукой, согласно обычаю, сжимала золотую плеть с подвесками-молотилами из драгоценных камней, в левой руке держала синий с золотом скипетр. Сущностью Сына Солнца было золото.

Справа от трона стоял Хапусенеб, главный сановник двора, служивший еще при земном отце Хатшепсут. Слева от трона высилась фигура курчавого великана, похожего на жителей Нубии, отчего его именем сделалось прозвище Нехси, означавшее «смуглокожий». Нехси был хмур. С мучительным прозрением временщика предчувствовал он скорую опалу.

Перед троном стояли сановники, штандартоносцы и опахалоносцы, знатные из знатных страны Та-Кемет, носившие наследственные титулы «единственный друг», «облеченный доверием», «первый рядом с царем». Их было немало — первых, единственных, облеченных доверием. Они пришли окунуться в золотое сияние Хатшепсут.

Царица пожелала держать речь, и писцы «с быстрыми пальцами» записали сказанное от слова до слова.

— Я сияю во веки веков перед вашими лицами, — сказала царица, и ее маленький крепкий подбородок вздернулся. — Я сияю во веки веков по воле отца моего Амона. Я должна свершить то, чего не свершили мои предшественники. Я сделаю то, что прославят потомки. «Как прекрасна свершившая это!» — скажут они. Услышала я приказ отца моего Амона. Приказал он посадить деревья по обе стороны Амон Джесер джесеру, чтобы вдыхать запах Пунта. Так приказал своему сыну великий Амон. Так я поступлю.

По знаку царицы сановник Хапусенеб развернул папирус и прочитал: «Год девятый, первый месяц Половодья, день двадцать второй. Царский указ Нехси, казнохранителю, начальнику Юга, «другу единственному», носителю опахала, которого ценит и хвалит Сын Солнца. Доставляющий своему владыке надобное из всех дальних земель, начальник чужеземных стран, внушающий им ужас, доставь своему владыке дары для отца его Амона и будешь восхвален за это. Сделай то, что отрадно владыке. Отправляйся во главе кораблей в Землю Пунт, чтобы привезти деревья и благовония всякие. Отправляйся незамедлительно. Полагается на тебя Сын Солнца, как полагался всегда, посылая с поручением. Не мешкай!

Да будет исполнено согласно приказу, во благо его величества, живущего вечно!»

Хапусенеб навесил печать и, поцеловав ее, вручил свиток Нехси. Великан бросился прочь. В соседнем зале раздался его устрашающий рев.

Губы царицы раздвинулись в улыбке, на щеках обозначились ямочки. Она посмотрела туда, где стоял строитель Сененмут. Не сомневаясь в значении лучистого взгляда светлых продолговатых глаз, «начальник работ» приблизился к трону. Спокойный, надменный, он подошел к ступеням, ведущим на возвышение, и встал по левую руку царицы, как если бы это место всегда принадлежало ему.

Пять водорезов рассекали воды Великой Зелени. Сто пятьдесят гребцов, по тридцать на каждом корабле, по пятнадцать на каждом борту, поднимали и опускали весла. Десять рулевых, по два на каждой корме, приводили в движение большие кормила, установленные на высокой подставке.

Легки и надежны корабли фараона. Построенные из лучшего привозного леса, они могут выдержать любой натиск моря. На палубе мачта в сорок локтей, ее держат четыре подпорки. Парус в тридцать локтей натянут на две реи. Четыре матроса едва управляются с огромным квадратным полотнищем.

Прочны корабли фараона. Их округлые низкие кили суживаются к носу и корме. Корма длиннее и выше носа. Изгибаясь внутрь, она повисает над палубой деревянным раскрашенным лотосом. Борта кораблей всего на локоть приподняты над палубой, но в случае битвы их можно поднять с помощью длинной обшивки, чтобы обезопасить гребцов. В трюмах лежат подарки жителям Пунта и оружие. Оружия много.

По устойчивости и изяществу очертаний корабли фараона могли поспорить с любыми другими, зато уступали флоту соседних стран в опыте плавания по морям. Корабли фараона в основном бороздили великую реку Хапи: на север, к дельте, — на веслах, на юг, к порогам, — под парусом. Корабельщикам страны Та-Кемет не нравилось отрываться от земли. И сейчас, плывя по Великой Зелени, они не упускали берег из виду. Днем двигались вдоль побережья, а стоило стемнеть, вставали на якорь, чтобы не разбиться о рифы.

Пять кораблей плыли по морю, держа курс на юг. На борту флагмана, где находился Нехси, красовались большие, широко раскрытые глаза, наведенные зеленой краской. Нехси сидел в золоченом кресле под тростниковым навесом плетеной каюты. Бездействие мучило великана. Бронзовый лоб собирался в складки. Взгляд лениво следил за разбегавшимися от бортов тяжелыми плотными волнами, окрашенными синевой неба в цвет драгоценного лазурита.