Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1983

Как и раньше, Мануэль один отправился на факторию. У маленькой пристани он увидел разгружающееся небольшое судно, и в голове Мануэля тотчас родился план побега. Он обменял каучук на инструменты и другие нужные индейцам вещи, попросив у хозяина лодку, чтобы отвезти товары. Индейцев он сумел убедить, что ему необходимо вернуться за ружьями, которые якобы должны выгрузить с судна утром. Хозяину же фактории Мануэль сообщил, что решил оставить тяжелое занятие каучеро, которое становится все менее доходным, и вернуться домой в Перу. Он попросил его подготовить счет для оплаты в банке, купил гамак и сел на судно. Мануэль вздохнул с облегчением только тогда, когда, выпуская из трубы снопы искр, пронзительно свистя в облаках пара и шумно работая машинами, оно двинулось вниз по реке. Но долго еще в голове у него проносились яркие картины последних лет его жизни, он беспокойно ворочался в гамаке и заснул лишь под утро.

«Цивилизованная» жизнь вначале показалась Мануэлю невыносимой. Одежда стесняла движения, пища, соленая и приправленная специями, вызывала неприятные ощущения, а привычка говорить на испанском языке возвращалась очень медленно. Пассажиры, заметив не совсем обычное поведение молодого человека, задавали ему множество вопросов. Мануэлю с трудом удавалось отделаться от них ничего не значащими ответами. Ему представлялось, что события прошедших семи лет покажутся этим людям, не знакомым с жизнью в тропическом лесу, просто досужим вымыслом. Но он радовался тому, что сохранил до конца самообладание и воспользовался первой же возможностью возвратиться домой. Подсознательно он никогда не отказывался от этой мысли. Но он не мог не беспокоиться и о том, как он сумеет войти в эту прежнюю жизнь, ведь близкие наверняка считали его погибшим.

Наконец пароход пришел в Манаус — большой оживленный порт на Амазонке. Первая прогулка по городу потрясла Мануэля — настолько отвык он от городской суеты. Через два дня, получив деньги в банке, — при этом ему пришлось привести правдоподобное объяснение, почему он возвращается без своих товарищей, — Мануэль поднялся на борт большого парохода, который и доставил его по Амазонке в родной Икитос.

Вернувшись к прежней жизни, Мануэль Кордова-Риос не раз задавался вопросом, как идут дела у его хуни куи. Он собирал сведения о местах, где они жили, и узнал, что там в лесу все еще стоит изолированная от внешнего мира деревня индейцев. Сам же он стал успешно применять приобретенные сведения о лечебных свойствах растений для исцеления болезней и получил в Перу известность умелого лекаря.

Очерк

Худ. О. Чарнолусская

Цветные фото Н. Орлова

Он виден издалека. Но неопытному глазу трудно узнать его среди соплеменных гор. Если едете в Феодосию из Старого Крыма, не пропустите, когда справа на самом горизонте обозначатся темно-синие иззубренные вершины и почти черный купол меж ними. Это и есть Карадаг.

Раз или два показавшись над плоской спиной протяженного плато, он скрывается из глаз. Но его облик столь необычен, что невольно ищешь вершину взглядом там, где она вот сейчас скрылась, желая увидеть снова, боясь пропустить момент, когда она вновь возникнет, венчая собой Коктебельскую долину.

Со стороны Судака рассмотреть Карадаг издалека не удается — остроконечные белые вершины кружатся хороводом, толпятся, будто стараются заслонить его, скрыть от чужих глаз. И только изрядно попетляв среди гор, поднявшись на возвышенность за поселком Курортное, увидишь его купол и зубцы, вознесенные над морем. Картина не менее впечатляющая, чем со стороны Планерского.

Но лицом своим Карадаг обращен к морю. По мере приближения к нему его синяя громада темнеет, приобретает массивность, и начинаешь различать детали. Башни, стены, храмы, «мегалитические скульптуры» высечены на колоссальной высоте приморского обрыва. Величествен этот «город» — почти на шесть километров тянется отвесная горная круча вдоль пучины вод. Эти впечатляющие руины созданы самой природой.

Это руины вулкана.

Гроза земных городов — вулканы тоже проходят свой круг: рождаются, живут, умирают.

Гора лишена нарядности и южного блеска, присущего остальным вершинам полуденной Таврии. У нее нет льняной белизны известняков. Она встает сурово и загадочно, словно явление совершенно иного мира. Скалы, пропасти ее темны и жутки. Они гипнотизируют, пугают и неодолимо влекут к себе. Как магнит.

Не отсюда ли и название? Карадаг на любом из тюркских языков означает «черная гора». Но, как это часто бывает, дословный перевод вряд ли отражает всю суть. Черными обычно называют горы, покрытые лесом. Карадагом изначально называлась лишь вершина массива — куполовидная гора, та самая, что теперь именуют Святой. На ней и по сей день стоят леса, правда изрядно поредевшие и измельчавшие. Наверняка название Карадаг свидетельствует о лесистости горы в прошлом.

Кроме того, в определение «черная» вкладывается эмоциональный смысл. Это синоним слова «злая».

Если учесть, что плавание под утесами и среди подводных скал Карадага небезопасно и в наши дни, то, вполне возможно, в средние века, из коих гора вынесла свое имя, местные мореплаватели, рыбаки нарекли так неприветливые, неприступные кручи и старались держаться от них подальше, во всяком случае в непогоду.

В солнечный же день с моря утесы, когда приближаешься к ним вплотную, вовсе не выглядят мрачными. Обожженные в печах Плутона, они несут на себе печать подземного огня: будто ржаво-бурая окалина покрывает их. Оранжевые пятна мха и лишайников, нежная зелень (осенью соломенная желтизна) травы и на самом верху на фоне ослепительно голубого неба редкие купы кустов и деревьев. Резкие грани трещин, ущелий, разрубивших вкось и вкривь, сверху вниз и снизу вверх эту массу круто замешанной окаменевшей магмы.

Потрясающая мощь! Настоящее пиршество тектонических сил. Хаотический взрыв, застывший на века. И ощущение нереальности. Откуда оно? Видимо, от неподвижности этих огромных масс. Остановись, мгновение? Но движение не прекращается. Просто человеческий взгляд слишком скоротечен, чтоб заметить его. Человек давно знаком с Карадагом. Наверняка бывал на его склонах древний охотник. На рубеже нашей эры весь массив уже был обжит. У морского побережья (Лягушачьей бухты) на склонах, в седловинах перевалов, на вершинах некогда стояли селения, крепости, храмы. На приморском плато Тепсень (у Планерского) в виду горы существовал, должно быть, весьма крупный город с торговой гаванью на месте нынешних пляжей.