Виталий Бабенко - На суше и на море 1984

Эллины верили в то, что места для своих храмов (а они считались домами богов) боги избирают сами. Священным был не только храм, но в не меньшей мере и холм, на котором он стоял. Зодчие стремились постичь божественный» выбор расположения драма, чтобы его постройкой придать гармоническую завершенность местности. Стены Акрополя сливаются со склонами скалы в единое целое. За счет этого увеличивается крутизна склонов, а стены кажутся очень высокими. 3 действительности они почти не выступают над вершиной холма. В архитектуре стен — повторение форм скалы: неравномерные уступы, сдвинутые плоскости, грани вертикальных складок. Ровный верхний срез стены без башен подчеркивает неожиданную плоскость вершины. На ней стоит храм Афины, издали похожий на светильник, с белыми снопами колонн и легким перекрытием сверху.

…Стоит только подняться на Акрополь, сразу нарушается иллюзия встречи с древней Элладой. На вершине — толпы туристов, щелканье фотоаппаратов, жужжание кинокамер, работы по реставрации. Лучше побродить по безлюдным рощам на Склоне Акрополя, подняться на противолежащий холм Филопаппус Некогда густо застроенный, он сохранил лишь развалины монумента на своей вершине, укрытую листвой часовню и остатки пещеры — предполагаемого места заточения и смерти Сократа. Нет ни души на тихих каменистых тропинках. Пустая часовня в рост человека, рядом скамья и горящий золотом осенний платан. Со скамьи Акрополь виден как на ладони. Вот он, древний первоочаг нашей культуры. Его стены видели людей, имена которых заставляют сильнее стучать сердце: Сократ, Аристотель, Александр Македонский… Где-то на этих склонах Сократ вписал самую первую и, думаю, самую важную фразу в книгу науки: «Истина рождается в споре». Этот спор, проведенный по правилам логики, был назван анализом. Так Аристотель озаглавил свои книги: «Первая аналитика» и «Вторая аналитика».

Философ-был обвинен в оскорбления богов и изгнан из Афин сразу после смерти своего могущественного ученика Александра Македонского. Бог у Аристотеля лишен всякого сходства с богами Олимпа: он лишь абстрактное первоначало мирового движения.

В Акрополе запечатлено совсем иное понимание мира.

Главное здание Акрополя — Парфенон то есть храм Девы. Посвящен сначала нежеланной, но в дальнейшем любимой дочери Зевса — Афине. Сцены появления ее на свет из головы Зевса были изображены на горельефах храма. Она широко известна как покровительница городов. Афина посадила оливу, покрывающую и ныне склоны Акрополя, чавала государственные советы, ведала крепостными стенами политическими союзами и войнам, врачеванием, науками и ремеслами, гордилась искусством ткать пряжу, но однажды, не сумев победит, в ткаческом состязании смертную женщину Арахну, разорвала ее ткань избила соперницу челноком и, так опозорив ее, превратила в паука.

Красота и престиж Афин не раз служили им защитой, Когда Александру Македонскому надо было штурмовать город, он не решился поднять на него меч, даже при отказе афинян выполнить его минимальные требования В уже побежденной Элладе Афины оставались на привилегированном положении в римляне даже продолжали украшать город. Например, они завершили постройку огромного храма Зевса, остатки которого сохранились и поныне. Духовным центром Афины оставались до VI века нашей эры. когда греческий (византийский) император Юстиниан запретил преподавание философии и риторики, а Парфенон был превращен в храм девы Марии.

Начинало темнеть, когда из Акрополя и окружающих рощ мы стали стекаться к автобусу. Я присел на скамейку у шоссе рядом с добрейшим геологом Бородиным. Оказалось, он собрал двойной набор всех греческих монет. Тут были и сверкающие «Аристотели», и медные лепты («внести свою лепту»), и редкие теперь драхмы с изображением священной совы. Я хотел попросить монету с Аристотелем, но тут появился Дедов. Он молча взял сверкающего «Аристотеля», бросив на его место такую же стертую монету, затем пояснил: «Это одно и то же».

Последние часы в Греции, Очень красива маленькая церковь святой Екатерины в Пирее. Чистенький двор. Над входом свешиваются ветви оливкового дерева. Внутри церкви пусто. Немолодая женщина моет пол. Осматриваем вдвоем с Сережей росписи стен. Женщине приходит в голову, что мы могли бы заплатить за осмотр. Знаками предлагает заплатить за свечу. Свечи любой цены и размера. Знаками отвечаю, что нет денег, хотя один-то «Аристотель» У меня остался. Женщина подозревает неправду. В ней вдруг появляются знакомые мне черты греческого стража в новом обличье. Она смотрит с осуждением и предлагает самую дешевую свечу в пять драхм. «Только пять». — показывают раскрытые пальцы ладони. Что делать? В конце концов у нее не меньше моральных прав взять плату за наше любопытство, чем у стражей в музеях. Достаю последнюю монету («Прощай, Аристотель:») и утешаюсь тем, что мою старшую дочь зовут, как и эту церковь, Екатериной.

Надо же так случиться: при встрече с Грецией — Анастасия, а при прощании — Екатерина!

Еще недавно солнечная погода портится. Мы возвращаемся на судно автобусом Пирейского экскурсионного бюро. Конец ноября. Холодный ветер. Дождь сечет по лужам вечерних улиц. Зимой в Афинах случается и снег. Заснеженные крыши города я видел, правда, только на открытках. Сижу рядом с водителем. Он придвигает ко мне греческие сигареты, я ему — феодосийские «Золотой пляж». Феодосийский подарок оказывается очень кстати. Водитель — грек, родом из Керчи. Называет себя Мишей. Ему за пятьдесят. Приехал в Афины с родителями давным-давно. Сохранил нежность к родине. Язык прост, лаконичен. В манерах — доброжелательность и достоинство. Спрашивает, довольны ли мы Афинами, все ли, что планировали, успели сделать.

Автобус останавливается у трапа судна. Палубные огни высвечивают корму. Хлещет дождь, и ветер врывается в открытую дверь машины. Последние шаги по земле Эллады, и я уйду в море без Аристотеля.

— Миша, — говорю. — Не все, что я хотел, удалось сделать в Афинах, не достал монеты с Аристотелем.

Его глаза вспыхивают желанием помочь:

— Постойте, вдруг у меня есть? Вот она. Держите на память! «Здравствуй, Аристотель! Теперь я с тобой уже не расстанусь».

Мы поднимаемся по трапу последними, приглашенный на ужин наш гость Миша и я. Через час судно выходит в море. Ночные огни Пирея застилает завеса дождя.

Рассказ

Худ. А. Грашин

Свирепый рык у входа в нору испугал котенка. Шерстка у него встала дыбом, ушки прижались, а маленькая пасть ощерилась клычками. В тот же миг его мать, шипя и фыркая, набросилась на врага. Ночной покой бескрайних песков одного из уголков пустыни Кызылкум всколыхнула яростная схватка самок каракала и барханного кота.