Анджей Чеховский - На суше и на море 1981

На судне настроение изменилось. Боцман и тралмейстер готовили снасти, чтобы под водой отцепить садки, не прибегая к помощи водолазов. Наша задача — указать место, установка же, как говорил боцман, много времени не займет. Да и капитан обещал запеленговать те точки, где мы спустим садки, так что все складывалось хорошо.

Мы с Олегом пошли под воду, и рой золотисто-голубых пузырьков снял нервное напряжение. Опускаясь вниз, я забыл о мытарствах прошедших суток. Глубину в этом месте по эхолоту определил капитан: она составляла пятнадцать метров. Нырнув, мы попали в сплошные заросли ламинарий. Олег поворачивает ко мне голову — вижу в маске довольное лицо; он показывает большой палец — все хорошо!

Биолог экспедиции Инна просила одну партию садков поставить на грунт, покрытый морской растительностью. Вот и место найдено! Разгребаем рыже-зеленый ковер руками; под слоем «листьев» мелкие камни, покрытые илом, попадаются кучки — друзы мидий, вечные их спутники морские звезды и сами мидии, кажущиеся нам удивительно большими. Захватив семейку раковин в качестве вещественного доказательства, всплываем.

Первое погружение закончено. Кажется, мы всю жизнь только и делали, что ныряли в голубые воды Японского моря. Но это впечатление потом пройдет, оно от усталости и нервозности. Рассматриваем вместе со всеми грудку блестящих от морской воды моллюсков. Еще внизу, отдирая раковины ото дна, удивлялись мы цепкости их «корешков» — биссусов. Так называются тонкие нити, которыми держатся мидии за грунт. Вместе с десятком крупных, размером в добрых два кулака, раковин выдрали мы с Олегом со дна пяток булыжников. Инна была очень рада: она просто не могла поверить, что вот так, с места в карьер, начнется ее работа, ведь речь шла о самой трудоемкой ее части — установке садков. Она сразу согласилась ставить первую пятерку садков у рыбокомбината.

Капитан «привязал» место стоянки судна к береговым ориентирам: слева — стальная труба комбината, справа — входной маячок. Мы все помогли боцману опускать на дно садки. Он цеплял крючок за веревочное кольцо, привязанное за садок, опускал его с бетонной плитой в воду, погружал на дно, а потом по стальному тросу посылал вниз чугунную болванку. Болванка, пристегнутая к тросу скобой, ударяла по рычагу на крюке, последний отцеплялся от садка, и вместе со снастью его вынимали из воды.

Все садки были опущены за борт, и, чтобы они не легли друг на друга, капитан разворачивал судно, немного смещая его корму в сторону моря.

Вторую и третью партии садков установили таким же способом, вторую — в глубине бухты, где оказалось чистое, не заросшее водорослями дно, третью — у восточного, противоположного побережья острова. Если западная сторона Путятина представляет собой закрытую бухту с жилыми поселками на берегу, то восточная — это дикий берег, открытый всем ветрам и течениям. Садки там ставили на глубине двадцать пять метров, хотя берег здесь был близко. Мы бросили якорь возле удивительного каменного изваяния, созданного природой: отдельно стоящая скала напоминала слона, четыре ноги и хобот которого принимали на себя удары волн; рядом зеленел склон берега, обрываясь у «слона» белым серпом пляжа. Виднелись другие скалы, которые напоминали причудливых зверей и птиц, — волны, ветер и солнце поработали над их очертаниями. Пять островерхих каменных глыб — кекуров торчали из воды у южного берега острова; они, как стражи, ощетинились в сторону моря острыми пиками. Пять пальцев — так назвали моряки эти страшные в туман и шторм рифы.

Огибая кекуры, мы слышали вздохи ревуна — звукового маяка, автоматически подающего сигнал опасности. И если в непогоду к острову со стороны открытого моря подходило судно, то уже за полкилометра на нем слышали предупреждающее — ооох, ууух, оох! — гудение ревуна.

Поставив у каменного слона последние пять садков, вернулись в бухту рыбокомбината. Расстались с командой сейнера дружески: всегда ведь общая успешная работа сближает. Записаны на всякий случай адреса новых друзей. До будущих встреч!

Поселились мы на той половине острова, которая считается владениями зверосовхоза. Другая его половина принадлежит рыбокомбинату. Такое разделение, разумеется, чисто условное: одна часть населения работает в зверосовхозе, другая ловит и обрабатывает рыбу. Люди работают, соревнуются, дружат. Но было до революции по-другому. Всеми лесами, холмами, фабриками и заводами на острове владел богатый промышленник Старцев. Были у него, говорят, и владения во Владивостоке, но стать хозяином острова? Такое в голове не укладывается.

Старцев разгуливал по своей земле с плеткой, в расшитом халате и туфлях с загнутыми носами. Имел он на острове конные дворы, его работники обжигали кирпич и фаянс. Безжалостно уничтожал хозяин редкостной ценности маньчжурский дуб, делая древесный уголь для производства кирпича. Но из самодурства купил Старцев в Австралии невиданные тополя, посадил аллею, ведущую на сопку, — пикники устраивать.

После Октября организовали на острове рыбколхоз и звероферму. Развели пятнистых оленей, черно-бурых лис. Олени и по сей день живут на Путятине на вольных выпасах, а вместо лисиц теперь разводят норок. Олени дают панты. Один из первых пантоваров на Дальнем Востоке, Александр Матвеевич Евсеев, показывал нам рыже-пепельные в мягком пушке рога. Сварит Матвеевич их, и отдадут они людям свою целебную силу — пантокрин — лекарство от множества недугов.

По форме остров напоминает восьмерку: две неравные части его придвинуты одна к другой. Вершины полуостровов — две сопки; с высоченной северной сопки видна вторая сопка, она поменьше. Море в солнечный день синее-синее, грозные Пять пальцев на юге стерегут вход на внутренний рейд. При подходе к поселку Путятин слева встают островки — Камни Унковского. Остров Путятина, Камни Унковского и многие другие географические названия напоминают об экспедиции фрегата «Паллада». Бухты острова носят имена членов команды фрегата, капитана, офицеров.

Исследовали мы прибрежные воды острова три лета: в год, когда установили садки, на следующий год и через год, пропустив сезон. Первые погружения провели с сейнера, в спешном порядке, потому они не очень запомнились. Потом начались спокойные поиски с помощью маленького водолазного катера — доры, как называл его капитан Женя Попов. Очень повезло нам, что работали мы с водолазами-профессионалами. Они были в трехболтовых скафандрах, мы — в легких «Садко».