Рафаэль Лафферти - Лучшее [Сборник фантастических рассказов]

Старика звали Чарльз Арчер. Когда-то давно он был молодым человеком и внимательно слушал напутствия Джо Элайза, банкира из маленького, но быстро растущего городка:

— Ну и загадку ты мне загадал, юноша. Дай-ка подумаю. Мы инвестировали в обе компании, рассчитывая получить от каждой курочки по яичку. Но, судя по всему, мы промахнулись. Развитие этих компаний — два разных варианта будущего, и лишь один из них осуществится. В стране открыли месторождения нефти. Может показаться, что резина — предпочтительный вариант, ведь она напрямую связана с автомобилем, который потребляет получаемое из нефти топливо. Но все не так просто, юноша. На мой взгляд, главное предназначение нефти — снабжение энергией новых заводов. Резина же, учитывая ее невысокий промышленный потенциал, и так уже сильно переоценена. А вот новый способ транспортировки будет точно востребован. Железная дорога — колоссальный шаг вперед по сравнению с лошадью. Я убежден, что конная тяга, как основной способ транспортировки, свое отжила. Мы больше не кредитуем производителей повозок и поставщиков упряжи. И в то же время я в автомобиль, честно говоря, не верю. В нем есть что-то разрушительное. Междугородка придет во все, даже самые маленькие, поселки и разрежет магистральные железные дороги так, что их останется не больше полудюжины на всю Америку. Юноша, я бы с полной уверенностью инвестировал в междугородку.

Потом Чарльз Арчер выслушал скотовода Карла Биг-харта:

— А скажи-ка, парень, сколько крупного рогатого скота можно запихнуть в машину? Или даже в грузовик? Или в фургон? А теперь скажи, сколько его войдет в специализированный вагон для скота, который можно прицепить к любому составу на любой междугородней линии? Междугородка — спасение для скотоводов. Правила запрещают перегонять скот на расстояние больше тридцати километров. А короткие междугородные линии протянутся вглубь сельских территорий, ответвляясь от каждого второго или третьего путевого участка магистрали. Вот что я скажу, парень: у автомобиля нет будущего. Мы этого просто не допустим! Глянь на человека, сидящего верхом на лошади. Я знаю, о чем говорю: большую часть жизни я провел в седле. В обычной жизни всадник, возможно, и неплохой парень. Но стоит ему взобраться в седло — и он меняется. Теперь это высокомерный индюк, и неважно, каким он был, передвигаясь на своих двоих. Замечал не раз такое за собой и другими. Да, когда-то без езды верхом было не обойтись, но все это в прошлом. Всадник — извечный источник опасности. А человек в машине, ручаюсь, опаснее в тысячу раз! Едва сев за руль, милейший господин напускает на себя невероятное высокомерие. А если машины станут мощнее и навороченнее, высокомерие взлетит до небес! Верь мне, автомобили разовьют в человеке абсолютный эгоизм, что породит насилие невиданных масштабов, ознаменует конец традиционной семьи, когда под единой крышей живет несколько поколений. Это разрушит добрососедские отношения и само чувство единой нации. Разрастутся язвы городов и фальшивая роскошь пригородов. Разрушится привычный сельский уклад. Возникнет нездоровая конгломерация специализированных хозяйств и обрабатывающей промышленности. Это приведет к отрыву от корней и росту безнравственности. Это превратит каждого в тирана… Я уверен, частный автомобиль будет запрещен. Должен быть запрещен! Это нравственная проблема, а мы — нравственная нация и нравственная страна. И мы предпримем нравственные действия против автомобиля. А без автомобиля у резины нет будущего. Так что, парень, смело бери акции междугородки.

Затем юный Чарльз Арчер выслушал нефтепромышленника Нолана Кушмана:

— Не стану врать, дружище, я обожаю машины. У меня их три, все собраны на заказ. За рулем я император. Черт, да я император в любом случае! Купил летом замок, где останавливались настоящие императоры, и перевез его, камешек за камешком, в родной Осейдж. А что до автомобиля, я точно знаю, как его модернизировать. Но сначала нужно улучшить дороги: сделать ровнее, покрыть щебнем и бетоном. Потом взяться за машины: уменьшить посадку, нарастить мощность. И так бы мы и сделали, не будь мы людьми. Ведь такова логика развития цивилизации, но я надеюсь, этого не случится. Этого нельзя допустить! Иначе автомобиль широко распространится, а разве можно доверить обществу такую мощь? К тому же я люблю роскошные авто и не хочу, чтобы их было много. Только очень богатые и смышленые должны ими владеть. Во что превратится мир, если машина станет доступна рабочему, попадет в руки обычного человека? Все станут такими же высокомерными, что и я. Нет, автомобиль должен остаться предметом гордости состоятельных господ. А каучук — товаром ограниченного спроса. Так что, инвестируй, друг, в свою междугородку. За ней будущее. Иное будущее меня пугает.

Молодой Чарльз Арчер понял: мир стоит у развилки. От выбранного пути будет зависеть судьба страны, нации и всего человечества. Он хорошенько все взвесил и принял решение. А после пошел и вложил деньги.

— Я долго думал и сделал выбор, — закончил рассказ старик Чарльз Арчер. — Купил акции на всё, что у меня было — тридцать пять тысяч долларов. По тем временам сумма немалая. Результат вам известен.

— Я часть этого результата, прадедушка, — улыбнулась Анжела Арчер. — Сделай ты иной выбор, твоя судьба сложилась бы иначе: ты женился бы на другой женщине, и я была бы сейчас не такая, если бы родилась вообще. А я себе нравлюсь такой, какая я есть, и меня все устраивает в моей жизни.

Ранним субботним утром троица отправилась прокатиться: старый Чарльз Арчер, его правнучка Анжела и ее жених Питер Брэйди. Они ехали по квази-городу — богатому сельскому району. Железнодорожная ветка, по которой катились вагончики, была далеко не главной, но из окон открывались чарующие виды, частично естественные, частично рукотворные, одновременно волнующие и умиротворяющие, и все такие прекрасные, что дух захватывает.

Чудеса: вплотную к насыпи подступает вода! Это пруды с карпами — один за другим. Станции разведения рыбы. Танцующие по камням ручьи. Быстрые речушки, из которых мальчишки таскают крупную форель. В менее просвещенную эпоху здесь были бы водосточные канавы придорожной полосы отчуждения.

Чуть дальше от дороги растет кустарник — сумах, гамамелис, лавровый сассафрас, ладанные деревца. А вот и деревья, да какие огромные: пекан, гикори и черный орех — вздымаются, словно высокие декорации! А между ними деревья поменьше: ивы, тополя, платаны. Из воды торчит осока, камыш и тростник, берега покрыты суданкой и бородачом. И повсюду — сладкий аромат клевера и запах влажного донника.

— С выбором я ошибся, — продолжал Чарльз Арчер, глядя на проплывающие мимо пейзажи. — Сегодня всем ясно, как чудовищно я ошибся, но ведь я тогда был молод. Спустя два года компания, акции которой я купил, обанкротилась, и я потерял все. Мечта о скором богатстве растаяла как дым, зато появилось хобби, полное горькой иронии: я стал отслеживать курс акций компании, в которую не стал инвестировать. Акции, которые я мог купить на свои тридцать пять тысяч долларов, сегодня принесли бы мне девять миллионов.