Рафаэль Лафферти - Лучшее [Сборник фантастических рассказов]

В шестом классе у Ореады появился парень, сириец по имени Селим Элайя, смуглый и красивый. Ей даже казалось, что он, возможно, немного сделан из железа, именно поэтому он ей и понравился. И еще он много знал про хитрые пальцы. Так что, решила она, с ним лучше дружить.

— Когда ты вырастешь — ах, Ореада, ты вообще когда-нибудь вырастешь? — я на тебе обязательно женюсь, — прямо и честно заявил Селим.

— Конечно, я вырасту. Все когда-нибудь вырастают. Вот только ты не женишься на мне.

— Почему же, маленькая моя сова с рожками?

— Не знаю. Просто я чувствую, что мы повзрослеем в разное время.

— Тогда расти скорее, малышка с глазами стального василиска, — сказал Селим. — Я обязательно должен на тебе жениться.

Они прекрасно ладили. Селим всячески оберегал и защищал Ореаду. Они на самом деле нравились друг другу. А что дурного в том, что двое нравятся друг другу?

В восьмом классе Ореада сделала открытие. Оно касалось сестры Мэри Дактил, которая вела уроки рисования. Дело в том, что сестра Мэри Д. выглядела слишком юной.

— Она не может быть такой юной, — поделилась Ореада с Селимом. — Некоторые мифологические животные, которых она рисует, жили очень давно, в глубокой древности. Она, должно быть, очень старая, иначе бы она их не застала.

— Ореада, брось. Она рисует то, о чем читала в книгах или видела на иллюстрациях, — возразил ей Селим. — Или вообще берет из головы.

— Нет, там кое-что совсем не из головы, — возразила Ореада. — Она это не придумала, а видела собственными глазами.

И так оно и было.

Однажды сестра Мэри Д. рисовала очень быстро и увлеклась — не подумала, что кто-то не менее быстроглазый может следить за ее руками. Но Ореал следила, и после занятий осталась поговорить с сестрой Мэри.

— Вы хитропалая, — сказала она сестре Мэри. — Смотрите, у каждого из ваших пальцев по три сустава, как у меня. И двигаются они со скоростью взгляда, как и мои. Наверняка вы можете доставать железные детали из горячих котлов и не обжигаться.

— Конечно, могу, — подтвердила сестра Мэри Д.

— А вы уверены, что все ваши пальцы такие? — спросила Ореал. — Папа говорит, что на старинном языке наша фамилия обозначает пальцы не только на руках, но и на ногах.

— И у меня так же, — сказала очень юная сестра Мэри Дактил и стала снимать туфли и чулки. В те времена сестры редко стягивали чулки в классных комнатах. Сейчас, конечно, они могут разгуливать повсюду совершенно босые, а порой и полуголые, но когда Ореада училась в восьмом классе, такое еще не было принято.

Да, пальцы на ногах у сестры Мэри тоже оказались хитроумные. С тремя суставами и быстрые, как взгляд. Этими пальцами она могла делать куда больше, чем обычные люди своими пальцами на руках.

— Скажите, когда вы были молодой… то есть, когда вы были девочкой, у вас рядом с домом была небольшая гора или холм? — спросила Ореада.

— Да, и сейчас есть. Внутрь этой горы ведет ход.

— Сколько вам лет, сестра? На вид вы совсем юная и миленькая.

— Мне очень, очень, очень много лет, Ореада.

— Но все-таки?

— Задай мне этот вопрос через восемь лет, Ореада, если, конечно, захочешь.

— Через восемь? Ладно, договорились.

Четыре года старшей школы пролетели, как один день. Селим выковал большую железную чеканку с красивыми завитушками, на которой выбил: «Селим любит Ореаду». Он явно что-то знал по поводу Ореады и железа. Но только пальцы у него были обычные, поэтому чеканку он делал не три секунды, а целых три недели. В общем, много всего произошло за эти четыре года, в основном радостного и приятного, так что об этом рассказывать нет смысла.

Они учились в университете и уже почти закончили его. Ореада по-прежнему выглядела, как девяти- или десятилетняя девочка, и это сводило с ума. Они ходили на страшно мудреные курсы. Салим был настоящий гений, а Ореада всегда знала, в каком горшке или котле найти любой ответ, поэтому обоим сулили карьеру исследователей в очень важных областях. Хорошо, когда ты можешь взять в руки глубокое чистое знание в самый момент его рождения; когда можешь видеть будущее, рождающееся в котлах.

— Мы с вами подошли к той точке, когда необходимо создать совершенно новую систему идей и символов, — сказал однажды профессор одного весьма заумного курса. Потом он посмотрел на Ореаду. — Малышка, а ты что тут делаешь? Это колледж, здесь занимаются серьезными делами.

— Знаю. Битый год я это слышу каждый день.

— Мы с вами стоим на распутье, как стояло человечество в те времена, когда только появилось понятие «распутье», — продолжил преподаватель. — Если эта новая концепция (я сейчас не беру во внимание то, что изображено на графике с простыми расходящимися линиями) не будет изобретена, человечество так и останется там, где оно застряло: без всякого выбора, вынужденное принимать действительность такой, какая она есть. Десятки раз в течение тысячелетий мы уже оказывались в такой ситуации именно потому, что человечеству раз за разом не удавалось сгенерировать новую концепцию. Я подозреваю, что мы топчемся на месте, потому что в определенной области не можем никуда продвинуться. Мы даже не в состоянии хоть как-то развить возможность такого продвижения. Необходима совершенно новая концепция, но я даже не представляю, какая.

— Сегодня вечером я ее вам придумаю, — пообещала Ореада.

— Что, опять в аудиторию забрела малышка? — раздраженно произнес профессор. — Ах да, припоминаю. Она постоянно показывает бумагу с подтверждением, что ей якобы двадцать один год. Но эта бумага — чепуха. Ты просто маленькая девочка с детскими мозгами.

— Знаю, — печально кивнула Ореада. — И все же вечером я вам смастерю эту штуку.

— Какую штуку, деточка?

— Новую концепцию. Со всеми символами, которые к ней прилагаются.

— Интересно, из чего же ты ее смастеришь? — в голосе несчастного профессора прозвучало отчаяние.

— Думаю, в основном из железа. То есть, я буду брать все, что есть в кипящих котлах, но предполагаю, что по большей части концепция получится из железа.

— О, Боже мой! — воскликнул преподаватель.

— Какое милое выражение, — заметила Ореада. — А ведь кто-то говорил, что вы неверующий.

— В общем, да, — кашлянул преподаватель, заставив себя обращаться не к Ореаде, а к остальным студентам. — Если взглянуть назад с высоты нашего времени, кажется, что все предельно просто. И это естественно. Вот, например, алфавит. Вроде совсем не сложно, так? Да, мистер Левкович, мне хорошо известно, что существуют шипящие согласные. Немного юмора не повредит. Но алфавит был очень тяжел для человека в те времена, когда мы еще стояли у подножия…

— Еп daktulos, то есть у пальцев ног, так это звучало изначально, — встряла Ореада.