Хадзимэ Камосида - Кошечка из Сакурасо 7 [ЛП]

Сората с любопытством осмотрелся по сторонам. Зрителей набралось около сотни.

Обстановка не располагала к разговорам, потому Сората решил ждать молча.

Примерно через десять минут прозвучало объявление:

«Начинаем дневной блок прослушивания».

Перешёптывания вокруг разом стихли.

На сцену вышла, цокая каблуками, облачённая в красное платье школьница. Сората узнал её — наверное, она училась на музыкальном направлении Суйко.

Поклонившись жюри, она пододвинула стул к пианино и села. Затем глубоко вздохнула, положила руки на клавиши и, без какого-то сигнала, начала.

Выступление продлилось меньше десяти минут. Девушка с заблестевшим от пота лбом поднялась, снова поклонилась судьям и ушла за кулисы.

Вслед за ней на сцену вышел следующий конкурсант: парень во фраке с зализанными назад волосами.

Как и недавняя девушка, он поприветствовал судей, поправил стул под себя и начал выступление по готовности. Мелодию играл ту же.

После него на сцену вышел следующий музыкант. Затем ещё один… и так, похоже, должно было продолжаться какое-то время. Нет, наверное, до самого конца.

Мелодии играли одни и те же, потому они постепенно стали утомлять.

Когда Сората наконец не удержался и зевнул, Соитиро объяснил, что конкурсанты должны играть определённую музыку. Бывало, что выбиралась одна мелодия из нескольких. Бывало, что мелодию назначали одну. А на некоторых конкурсах играли несколько мелодий с отборочных.

На этот раз играли композиции Шопена. Хоть перед выступлениями и объявляли: «Опус номер такой-то», — далёкому от классики Сорате это ничего не говорило.

Сидевшая рядом Масиро на шестом выступающем начала клевать носом. А Канна и вовсе мерно посапывала.

Спустя час Сората потерял счет своим зевкам. Если Иори в скором времени не покажется, они тут все заснут. Будто уловив мысли Сораты, Соитиро, державший список выступающих, произнёс, когда очередной конкурсант закончил:

— Следующий.

Сората растолкал Масиро.

Почти сразу же на сцене появилась фигура Иори. Его волосы выглядели так, словно он утром не расчесался, хотя на самом деле были тщательно уложены. Непривычный фрак смотрелся на нём на удивление хорошо. Когда мальчик молчал, у него был умный, загадочный вид.

Судя по реакции зрителей, многие в зале его знали.

— Это младший брат Химемии Саори, да? — послышалось сзади.

— Сестра, кажется, улетела учиться в Вену.

— Ну, на него тоже большие надежды.

— Нет, брат Химемии в Са…

Пока Сората колебался, оглянуться или нет, Иори сел перед роялем, прикрыл на миг глаза и посмотрел вверх, будто молил небеса об удаче.

Член жюри с белыми волосами, глядя на Иори, что-то прошептал сидевшему рядом иностранцу. Тот, услышав, одобрительно кивнул. Похоже, имя Иори так или иначе имело вес.

— Противно, — пробурчала Масиро.

Наверное, она высказалась об атмосфере, которая возникла. Сората с ней согласился. Пускай характерное напряжение перед выступлением всё ещё чувствовалось, его в какой-то мере подпортили.

Играть на фортепиано в подобных условиях тяжелее некуда, подумал Сората.

Иори занёс руки над клавишами, чуть приподнял плечи, и спустя миг мелодия началась. Сегодня она звучала уже бесчисленное количество раз. Мелкими деталями игра Иори отличалась, но Сората не чувствовал особой разницы. Пускай выступал Иори, музыка производила точно такое же впечатление, что и десяток раз до него.

Если одной фразой: играл он умело. Достиг того уровня, когда отчётливо видно, что занимается на фортепиано не первый год. Выступление радовало, мелодия звучала приятно. Но не более. Если бы попросили сравнить с предыдущими конкурсантами, разницу определить было бы очень непросто.

Такое же впечатление, как показалось Сорате, сложилось и у прочих зрителей. Они глядели на Иори без каких-либо эмоций. Один из судей подпёр подбородок рукой. Казалось, он уже определился с оценкой и не вслушивался в игру. Чем больше страсти Иори вкладывал в своё выступление, тем более равнодушными становились гости и судьи.

Как жестоко, подумал Сората, и тут поток звуков внезапно прервался. Иори прекратил играть. Хотя дошёл примерно до середины мелодии… Мгновенно зал погрузился в тишину, а зрители — в недоумение.

— Ух, я всё, — заявил Иори будто самому себе. — Я закончил! — крикнул он уже на весь зал.

Затем встал из-за рояля.

— Доиграл, всё! — завопил Иори и стремительно покинул сцену.

Сцена опустела, словно так и надо.

В зале заволновались.

— Что происходит?..

— Теперь младшему Химемии не попасть на конкурс.

Беспокойство нарастало.

Неужто предчувствие Саори не подвело?

Соитиро, глядя вперёд, посерьёзнел, а Сората вопросительно посмотрел на него.

— В узком кругу Иори называют «младшим Химемией» или типа того.

Сората и впрямь недавно слышал подобное.

— По сравнению с Саори, которая всегда получала главные призы, ему каждая новая ступень давалась тяжело. Хотя Саори никогда не считала его бездарным.

В словах Соитиро был смысл: в конце концов, Иори смог поступить на музыкальное направление в Суйко.

— У него есть воля продолжать репетиции, а самое главное — он вроде любит музыку.

Сората вспомнил, как впервые зашёл в комнату Иори, в день его переезда. Мальчик первым делом повесил на стену портрет Баха и сразу принялся играть на фортепиано, забив на остальной багаж. В голове возник образ: «музыкальный чудик».

— Но из-за того, что он младший брат Саори, на какой бы конкурс он ни пришёл, его результаты сравнивают с Саори. Потому что живут они в мире музыки, который достаточно ограничен. Саори говорила, что за три года члены жюри, эксперты и простые зрители почти не менялись.

Потому-то зрители на задних сиденьях знали Иори. А до этого они знали Саори, его старшую сестру. Вот он и стал для них «младшим Химемией».

Сората начинал понимать, почему Иори подал заявку о переводе. Сората даже мог себе представить, почему Иори бесился, но продолжал играть на пианино.

В зале до сих пор стоял гам. Тогда Сората встал с нагретого места.

— Канда-кун?

— Пойду посмотрю, как там Иори.

Сората не думал, что может помочь. Не знал, какими словами подбодрить. Но всё же не мог оставить его одного.

— Я тоже пойду.

Вслед за Нанами поднялась и Масиро.

— А ведь когда он молча играл на пианино, не казался придурком, — высказалась Канна, вставая.

Лишь Соитиро остался сидеть.

— Не пойдёшь?

— Я за него беспокоюсь, но, пожалуй, положусь на вас.

— Большую ношу на нас взваливаешь.

— Митака раньше говорил: ты кохай, которым он гордится.

— Дзин-сан так шутит, точно тебе говорю, — ответил Сората и осторожно стал пробираться меж рядов к выходу.