Джек Вэнс - Шато д'Иф и другие повести

«Привет, Ральф! – сдержанно, но дружелюбно поздоровался Берк. – Заходи».

Тарберт осторожно вошел в гостиную. Щетина нопала у него на плечах резко вздыбилась и возмущенно заискрилась.

«Кофе?» – предложил Берк.

«Нет, спасибо, – Тарберт с любопытством посмотрел по сторонам. – Хотя, пожалуй, я не прочь выпить кофе. Черного – ты, наверное, помнишь».

Берк налил Тарберту чашку кофе и снова наполнил свою: «Садись. Это долгий разговор». Тарберт уселся в кресло, а Берк занял место на диване.

«Прежде всего, – сказал Берк, – я знаю, что ты уже сделал вывод. Ты заключил, что я пережил какие-то крупные неприятности, травмировавшие и полностью изменившие мою личность».

«Я заметил изменения», – признал Тарберт.

«Изменения к худшему, надо полагать?»

«Если ты настаиваешь… да, к худшему, – вежливо отозвался Тарберт. – Хотя я не могу точно определить характер изменений».

«Тем не менее, теперь я тебе решительно неприятен. Ты спрашиваешь себя: почему? Ведь мы давно были друзьями».

Тарберт задумчиво улыбнулся: «Как ты можешь быть так в этом уверен?»

«Это аспект сложившейся ситуации – один из важнейших аспектов. Я упоминаю о нем, чтобы ты мог с самого начала не обращать особого внимания на это инстинктивное изменение отношения ко мне и, может быть, полностью игнорировать его».

«Понятно, – сказал Тарберт. – Продолжай».

«Через некоторое время я всё объясню к твоему полному удовлетворению. Но прежде всего я вынужден воззвать ко всей твоей профессиональной объективности, чтобы ты забыл о странной новой неприязни, которую ты ко мне испытываешь. Она несомненно существует – этот факт невозможно отрицать – но уверяю тебя: эта неприязнь носит искусственный характер, она внушена посторонним влиянием».

«Очень хорошо, – отозвался Тарберт. – Постараюсь сдерживать свои эмоции. Продолжай. Я слушаю – внимательно слушаю».

Берк поколебался, тщательно выбирая слова: «В самом широком смысле моя история заключается в следующем. Я случайно обнаружил совершенно неизведанную область знаний – и для того, чтобы ее изучить, мне нужна твоя помощь. Мне мешает аура, вызывающая невольную ненависть у всех, кто меня окружает. Вчера вечером на меня напали на улице незнакомцы; я не смею показываться на людях».

«Область знаний, о которой ты упомянул… – осторожно произнес Тарберт. – Она отличается психическими свойствами?»

«В какой-то мере. Хотя я предпочел бы не применять этот термин, он влечет за собой слишком много метафизических ассоциаций. Я не имею ни малейшего представления о том, какого рода терминологию следует применять в данном случае. Но лучше говорить о „псионных“ явлениях». Заметив тщательную собранность и сдержанность Тарберта, Берк сказал: «Я не позвал тебя сюда, чтобы обсуждать абстрактные теории. То, о чем я говорю, носит не более „психический“ характер, чем электричество. Мы не видим псионную материю, но можем наблюдать за ее воздействием, за последствиями ее существования. Неприязнь, которую ты ко мне испытываешь – одно из таких последствий».

«Я больше не испытываю такую неприязнь, – размышлял вслух Тарберт, – с тех пор, как попытался подавить ее в себе… Я замечаю физическое недомогание, нечто вроде легкой головной боли, с примесью тошноты».

«Не игнорируй эти ощущения полностью, потому что внешнее воздействие не исчезло, – сказал Берк. – Тебе нужно сохранять бдительность».

«Хорошо, – согласился Тарберт. – Я начеку».

«Источник явлений, о которых пойдет речь… – Берк искал подходящее слово, – сила, воздействия которой мне удалось временно избежать. В данный момент источник этой силы рассматривает меня как угрозу. Эта сила оказывает влияние на твой ум, надеясь убедить тебя отказать мне в помощи. Я не знаю, какое давление она оказывает и каким образом, потому что не знаю, в какой степени эта сила разумна. Но она достаточно сознательна, чтобы понимать исходящую от меня угрозу ее существованию».

Тарберт кивнул: «Да. Я чувствую это давление. Я ощущаю побуждение – странное дело! – побуждение тебя убить». Физик улыбнулся: «На эмоциональном, но не рациональном уровне, к счастью. Да, я заинтригован, должен признаться… Никогда не подозревал, что такие вещи возможны».

Берк горестно рассмеялся: «Подожди, ты еще не то услышишь! Заинтригован – не то слово. Ты будешь изумлен».

«Источник этого давления – человеческого происхождения?»

«Нет».

Тарберт встал с кресла и устроился поудобнее на диване, рядом с Берком. Его нопал трепыхался, корчился, пучил глаза. Тарберт покосился на Берка и поднял тонкие белые брови: «Ты отодвинулся от меня. Ты ощущаешь такую же неприязнь ко мне, как я – к тебе?»

«Нет, это совсем не так. Взгляни на стол: видишь на нем сложенный пополам кусок пленки?»

«Где?»

«Прямо перед тобой, на столе».

Тарберт прищурился: «Кажется, я что-то вижу. Не уверен. Что-то расплывчатое, едва заметное. У меня почему-то возникает нервная дрожь – так, словно кто-то скрипит ногтями по стеклу».

«Это должно придавать тебе уверенность, – сказал Берк. – Если кусок прозрачной ткани вызывает у тебя эмоцию, сходную с той, которую у тебя вызываю я, ты должен понимать, что эта эмоция не имеет рационального основания».

«Я это понимаю, – отозвался Тарберт. – Теперь, когда я это понимаю, я могу контролировать инстинктивное ощущение». Какая-то часть напускной светской учтивости Тарберта улетучилась – под ней обнажилась серьезная, аналитически мыслящая личность, которую он предпочитал скрывать. «А теперь у меня в ушах какой-то странный звук: „гхрр, гхрр, гхрр“. Словно заело сцепление зубчатых колес – или кто-то прокашливается… Странно. Нет, это больше похоже на „гхырр, гхырр“. Гортанное „гхырр“. Это телепатическое восприятие? И что такое „гхырр“?»

Берк покачал головой: «Не имею представления. Я слышал такие же звуки».

Тарберт уставился в пространство, потом закрыл глаза: «Я замечаю причудливые трепещущие формы – необычные, довольно-таки отвратительные. Не могу их четко различить…» Он открыл глаза, растер лоб ладонью: «Странно… Ты так же воспринимаешь этих… призраков?»

«Нет, – ответил Берк. – Я просто вижу их такими, какие они есть».

«Неужели? – Тарберт удивленно взглянул Берку в глаза. – Потрясающе! Рассказывай дальше».

«Я хочу изготовить довольно-таки большой аппарат. Мне потребуется изолированное помещение, защищенное от незваных посетителей. Месяц тому назад я мог бы выбрать любую из десятка лабораторий; но теперь никто со мной не станет сотрудничать. Прежде всего, я уволен из УПИП. Во-вторых, каждый человек на Земле теперь ненавидит меня от всей души».

«Каждый человек на Земле, – задумчиво повторил Тарберт. – Означает ли это, что кто-то не на Земле не испытывает к тебе такую ненависть?»