Джек Вэнс - Лунная Моль и другие рассказы

Дюрэй вздохнул от раздражения и замешательства: «Не могли бы вы провести меня в их раздевалку? Я хотел бы вернуться домой, пользуясь их переходом».

«Это не допускается школьными правилами, господин Дюрэй. Вы же понимаете».

«Я могу удостоверить свою личность так, чтобы не возникало никаких сомнений, – сказал Дюрэй. – Господин Карр хорошо меня знает. По сути дела, переход у меня на работе сломался, и я к вам обратился именно для того, чтобы вернуться домой».

«Почему бы вам не поговорить с господином Карром?»

«Да, я хотел бы с ним поговорить».

Его провели в кабинет директора школы, и Дюрэй объяснил, в каком затруднительном положении он оказался. Господин Карр выразил сочувствие и охотно согласился предоставить в распоряжение Дюрэя переход его детей.

Они прошли в раздевалку, примыкавшую к заднему двору школы, и нашли шкафчик под номером 382. «Вот ваш переход! – сказал Карр. – Боюсь, вы в нем едва поместитесь». Он открыл замок металлической дверцы мастер-ключом и распахнул дверцу. Заглянув внутрь, Дюрэй увидел только черную тыльную стенку металлического шкафчика. Так же, как у него на работе, переход был закрыт.

Дюрэй отступил на пару шагов – он не мог найти слов.

Карр произнес с вежливым удивлением: «Загадочное обстоятельство! Насколько я помню, мне никогда не приходилось видеть ничего подобного! Не могут же девочки, в самом деле, забавляться такими глупыми шутками?»

«Они прекрасно знают, что закрывать переход нельзя, – проворчал Дюрэй. – Вы уверены в том, что это их шкафчик?»

Карр указал на табличку, закрепленную на дверце; на табличке печатными буквами были указаны три имени: «Дороти Дюрэй», «Джоанна Дюрэй» и «Эллен Дюрэй». «Никакой ошибки нет, – заключил Карр. – Боюсь, что больше ничем не могу вам помочь. Вы живете вместе с детьми?»

«В нашем частном мире».

Карр кивнул, неодобрительно поджав губы – по его мнению, настойчивое стремление к полной изоляции выходило за рамки общепринятых норм. Он снисходительно усмехнулся: «Если вы предпочитаете жить в отдалении от всех остальных людей, пожалуй, вам следовало ожидать, что время от времени будут возникать подобные аварийные ситуации».

«Никаких аварий у нас до сих пор не было, – сухо возразил Дюрэй. – Мы ведем мирную, спокойную жизнь, нам никто не мешает. Нам нравится наблюдать за дикими животными, мы любим тишину и свежий воздух. И ни в коем случае не хотели бы жить по-другому».

Карр натянуто улыбнулся: «Бесспорно, господин Робертсон радикально изменил образ жизни всех людей. Насколько мне известно, он – ваш дед?»

«Я вырос у него в доме. Я – приемный сын его племянника. Близкого кровного родства между мной и Аланом нет».

Из «Воспоминаний и размышлений»:

«Уже в юности я интересовался магнитными полями и возможностями управления ими. Получив ученую степень, я работал только в этой области, изучая всевозможные варианты распределения кривых, описывающих магнитные поля, и разрабатывая средства воздействия на их формирование. Мои горизонты ограничивались этим многие годы, и я вел безмятежную жизнь.

Два феномена современного мира заставили меня спуститься с «башни из слоновой кости». Во-первых, кошмарное перенаселение планеты, угрожающее еще худшими последствиями. Рак научились лечить, заболевания сердца контролировались. Я опасался того, что уже лет через десять достижение бессмертия многими людьми станет практически осуществимым, и что последующее увеличение численности населения будет взрывообразным.

Во-вторых, теоретические исследования так называемых «черных дыр» и «белых дыр» позволяли предположить, что материя, сжатая до предела в «черной дыре», преодолевала некий барьер и высвобождалась в виде «белой дыры» в другой, параллельной Вселенной. Я рассчитал соответствующие значения давлений и рассмотрел возможности создания самофокусирующихся магнитных мембран, конусов и вихрей, с которыми я экспериментировал. Благодаря свойствам, изначально присущим таким разновидностям магнитных полей, они постепенно сужаются, формируя вершины, поперечное сечение которых, во всех практических отношениях, можно считать геометрическими точками. «Что, если два таких конуса – или несколько таких конусов – можно было бы равновесно соединить вершинами?» – спрашивал я себя. В таких условиях частицы разгонялись бы почти до скорости света и сталкивались бы, достигнув вершин конусов. Созданное таким образом давление – в масштабе миниатюрной экспериментальной модели, разумеется – намного превосходило бы расчетные характеристики «черных дыр», с неизвестными последствиями. Следует отметить, что математическое описание поведения материи в вершинах нескольких контактирующих конусов магнитных полей отличается невероятной сложностью, и полезный способ, которым мне удалось разрешить то, что можно назвать лишь множеством абсурдных противоречий, по сей день остается одним из моих секретов. Мне известно, что тысячи ученых, как на Земле, так и в других мирах, пытаются воспроизвести мою работу – я приветствую их усилия! Никто из них не добьется успеха, однако. Почему я так в этом уверен? Это еще один из моих секретов».

Дюрэй возвращался на станцию «Западный Монклэйр» в состоянии гневного замешательства. Два из четырех переходов в Домашний мир были закрыты. Третий находился в его стенном шкафу в Сан-Франциско – своего рода «парадный вход». Последний, первоначальный переход, зарегистрированный в архиве, содержался в подземном хранилище Алана Робертсона.

Дюрэй пытался подойти к возникшей проблеме на рациональной основе. Девочки никогда не посмели бы закрыть переходы. Что касается Элизабет, она, так же, как ее дочери, не стала бы даже рассматривать возможность такого поступка. По меньшей мере, Дюрэй не мог представить себе какую-либо причину, которая побудила бы или заставила бы Элизабет это сделать. Элизабет – так же, как и он, выросшая приемным ребенком – была красивой, страстной женщиной, высокой, темноволосой, с блестящими темными глазами и широким ртом, часто озарявшим ее лицо привлекательной насмешливой улыбкой. Ответственная, верная, заботливая и прилежная супруга и мать, она любила свою семью и их усадьбу с видом на реку, Ривервью-мэнор. Гипотеза существования какой-либо эротической интрижки представлялась Дюрэю настолько же невероятной, как и сам факт закрытия переходов. Тем не менее, невозможно было отрицать, что Элизабет были свойственны своенравные, не поддающиеся пониманию перемены настроения. Может быть, Элизабет принимала посетителя, который, с какой-то разумной или безумной целью, заставил ее закрыть переходы? Дюрэй раздраженно покачал опущенной головой, как загнанный в угол бык. Конечно же, происходящее объяснялось какой-то простой причиной. Тем не менее, Дюрэй не исключал возможность существования некой сложной и неочевидной причины. Каким-то образом эта последняя мысль привела к возникновению в его воображении фигуры Боба Робертсона, его официального приемного отца и племянника Алана Робертсона. Дюрэй мрачно кивнул, будто подтверждая факт, о котором ему давно следовало подозревать. Он зашел в телефонную будку и позвонил в квартиру Боба Робертсона в Сан-Франциско. Экран засветился, на нем сразу появилась проницательная, ухоженная, располагающая к себе физиономия Боба: «Добрый день, Гил! Рад, что ты позвонил. Мне не терпелось с тобой связаться».