Яна Завацкая - Перезагрузка

– Я преподаватель русского и английского, – спокойно произнесла Яра, – я приглашена. А эта девочка со мной. Поинтересуйтесь у господина Голицына.

– Я вас прекрасно узнала, – с презрением произнесла дама в черном, – ну что ж, сейчас выясним…

Она включила комм на запястье – тут они все носят коммы, и что-то забормотала в невидимый микрофон. Голицын – менеджер, что нас привез – появился за ее спиной.

– Ярослава! Да проходите же, что вы так медленно. Да, да, я разрешаю, – это уже экономке в черном.

И он тут же снова исчез. Экономка распорядилась:

– Ладно, значит так, Ярослава, вы можете пройти в детскую залу, поздороваться с детьми. А ты, – сказала она мне, – иди сразу на кухню, вон туда. Там вам дадут поесть, и там можно посидеть.

– Маша пойдет со мной, – с нажимом произнесла Ярослава, и я двинулась вслед за ней, бросив на экономку мимолетный взгляд.

В доме волшебство продолжалось. Здесь все было так, как будто не только войны никогда не было – вообще в мире не было горя, нищеты, смерти. Просторный холл, лестница, увитая еловыми ветвями и гирляндами, сквозь стеклянные двери видна гигантская елка в зале. Натертый паркет сверкал, новогодние гирлянды вились по стенам. Светильники отражались в зеркалах, многократно усиливая блеск и сияние. Но самое удивительное – обитатели дома. На заводе наш высший менеджмент тоже, конечно, состоял из небожителей, но здесь… Это были совсем другие люди. У них были чистые, хорошие лица, они так заразительно смеялись, так легко болтали и двигались, словно были бесплотными. Они казались мне ангелами. А как прекрасно эти люди были одеты! Как ладно скроены мужские костюмы – с иголочки, как сверкали начищенные туфли, а женщины грациозно летали на высоких шпильках, в пастельных вечерних платьях, их бриллианты сверкали ярче глаз.

Клянусь всем, что мне дорого, я в тот момент совсем не испытывала ненависти или зависти. Один только восторг – оттого, как прекрасно все вокруг. Конечно, мы с Ярой выглядели тут инородными телами. Даже не из-за одежды: Яра была одета в старый, но относительно приличный брючный костюм, ватник она сняла в коридоре. Я не стала снимать камуфляжную куртку – на работу я ходила в форме, больше-то не в чем. Да, в куртке было жарковато, но под ней у меня страшненький рваный свитер с заплатами, а камуфляж всегда смотрится прилично.

Одежда еще ладно… Но весь наш вид совершенно не соответствовал окружающим – у Яры нет ноги, у меня глаза; она уже вся морщинистая, с плохой кожей и гнилыми зубами, я хоть и молодая, но очень тощая, с кожей, задубевшей от мороза, со шрамами и черной повязкой наискосок, красные костяшки пальцев, растресканные губы. Местных обитателей вообще легко отличить от обычных людей: вот няня, которая на улице за детьми присматривала – тоже была из города, и одежда кое-как собрана из разного старья, и лицо измученное, испитое, и нигде ни грамма жирка. А здешние отличались прелестной округлостью, их гладкая кожа сияла, волосы уложены в аккуратные прически. Эльфы, да и только! Они казались существами с другой планеты. Из другого мира, чистого и светлого.

Но я забыла о себе, забыла о том, как выгляжу – я только глазела по сторонам. Робко поднялась вслед за Ярой по сверкающей лестнице. Теперь мы оказались в «детской зале». Здесь в самом деле играли дети – человек шесть. Двое совсем малыши, трое где-то от семи до десяти лет – два мальчика и девочка, и еще один подросток, лет пятнадцати. Как Мерлин, укололо меня. Где-то сейчас Мерлин, какое задание он выполняет? Этот мальчик, впрочем, был совсем не похож на Мерлина – высокий, тонкий, он сидел за игровой консолью и гонял на экране жутких монстров. Ярослава поздоровалась, подросток скосил на нее нехотя темные глаза и ничего не ответил. Яру это совершенно не смутило.

Мальчики стояли за спиной старшего – брата, что ли? – и смотрели, как он играет. А девочка… у меня вдруг защемило сердце. Нет, и она не была похожа на Дану, разве что возрастом. Она была блондинкой и не то, что полной – но с пухлыми щечками, с той же приятной глазу детской округлостью лица. Которой наши, городские дети, были совсем лишены – наши не детей напоминали, а большеглазых маленьких старичков. Девочка валялась на разноцветном диване, забросив ножки на спинку и ела что-то странное и хрустящее из большого красного пакета.

Двое маленьких возились в игровом углу – девчушка раскачивалась на роботе-лошадке, а мальчуган с криками запускал машинки по всему залу – они летели, стукались о стену и отскакивали, очевидно, это забавляло малыша.

– Здравствуйте, дети! – громко и с достоинством произнесла Ярослава. Девочка на диване (я снова подумала о Дане, и в сердце у меня закололо) задвигала ножками, села и, запустив руку в пакет, вытащила целую горсть незнакомой хрустящей еды.

– У нас сегодня праздник! – капризно воскликнула она, – я не хочу учиться!

– Я и не собираюсь сегодня проводить занятия, – ответила Яра, – я и моя коллега Маша приглашены на праздник.

Подросток оторвался от игровой консоли, глянул на нас мельком.

– Не понимаю, – буркнул он, – отцу делать, что ли, нечего? Хватит того, что вас вообще пускают в наш дом. Еще и приглашать на вечера…

Вот тут у меня внутри стало что-то подниматься нехорошее. Обида за Яру. Она же, ёж твою мать, учитель этого борова! Он же ей благодарен должен быть! Но Яра лишь спокойно улыбнулась и ответила.

– Этот вопрос, Глеб, вы можете обсудить с вашим отцом.

Я посмотрела на собственные сжатые кулаки, торчащие длинные костяшки пальцев. Яра себе такой роскоши – собственное достоинство – позволить не может. Если она не понравится детям, ее уберут. Заменят на другую – в ее поколении много образованных людей, их нетрудно найти в городе.

– Может, в кухню пойдем? – спросила я. Яра кивнула мне.

– Ты иди, Маша. Я еще немного побуду наверху.

Кухню я нашла без особого труда. Женщины, работавшие здесь, выглядели не так ухоженно, как дамы наверху, но и не так страшно, как городские. Видно было, что они, по крайней мере, всегда досыта едят. Одежда – белая или синяя униформа, соответственно – кухарки или прислуга.

Мне тут же дали еды, и я не выдержала жара и повесила камуфляжку на стул. Затем я села и воздала должное питанию. Самое главное – не обожраться! Большинство блюд я видела первый раз в жизни и не всегда догадывалась, что это такое. Я съела поджаристую куриную ногу, потом гору нежного картофельного пюре, две горы сочных салатов. Черт возьми, невероятное переживание! Вкус настоящего мяса я давно уже не помнила, хотя в детстве наверняка что-то такое ела. Потом мне дали апельсин. Я знала, конечно, что это такое. Но вкуса не помнила совершенно. Он оказался фантастическим! Я съела этот апельсин очень быстро и вместе с кожурой. Повариха Ксюша расхохоталась и дала мне еще один апельсин. Его я ела уже медленно.