Яна Завацкая - Перезагрузка

Я подумала. Мне вспомнилась Чума «ненавижу их». Может, Чума все-таки больная…

– Не знаю, Ярослава. Для меня это все… противно как-то. За объедки унижаться. Чем они лучше других – тех, что дохнут в городе?

Яра вздохнула. Взяла стопку коробок, перенесла в угол.

– Маша, в тебе говорит гордыня, ничего более. Классовая ненависть. А на самом деле у человечества нет никакой надежды, кроме вот этой элиты. Да, я понимаю, они тебе неприятны. Но понимаешь, если не они – мы так и будем копошиться в земле, и как сказал давно уже один ученый, оружием четвертой мировой войны будет каменный топор. На что был похож ваш Кузин, пока сюда не приехали предприниматели восстанавливать производство? Просто могильник, в котором еще копошились пока живые – пока! А они вложили деньги и восстановили завод, дали людям работу. Организовали производство. И это происходит не только в Кузине – по всему миру. Элиты, конечно, поменялись – пришли новые, энергичные, они создают повсюду заводы, строят новые и восстанавливают старые, прокладывают дороги, строят самолеты и машины. Создают рабочие места. Да, их дети могут выглядеть как заносчивые поросята, да и сами они – не из Гарварда вышли. Но главное, что они организуют, строят, создают нашу цивилизацию снова с нуля. Может, и с экологией что-нибудь придумают, оплатят работу ученых. Рано или поздно им потребуются ученые, сфера услуг, образование, медицина. И так, глядишь, лет через сто у нас опять будет такая же цивилизация, как и до войны. Цветущая, счастливая. Так оно всегда работало, Маш, и дальше так же будет работать.

Я подумала.

– Это все, конечно, здорово. Эти ваши элиты… они все построят… вернее, не они, а мы под их руководством. Потом будет цивилизация. А потом они между собой все опять перессорятся, и опять – война, так, что ли?

На лбу Яры залегла поперечная складка.

– Ишь ты, футуролог юный. Далеко в будущее заглядываешь. Может, и не будет больше войны! Может, элиты сумеют договориться. В любом случае, других возможностей нет! Это наша цивилизация. Нравится она тебе или нет.

– Не нравится, – я помотала головой. Горошек у меня кончился. Я пошла в соседнюю кладовку и принесла еще ящик.

– Не нравится мне это, Ярослава. И если дальше будет только вот так же все – то и гори эта цивилизация синим пламенем. Я лучше сдохну, чем буду пресмыкаться перед этой… элитой. И цивилизация пусть лучше погибнет, чем так же вот дальше существовать. А почему нас должно волновать, будет ли эта их, элитная цивилизация дальше жить или нет? Нам-то все равно в ней всегда будет плохо!

– Но ведь будет прогресс, – возразила Яра, – видишь сама – в прошлые года вон не давали новогодних наборов. А теперь дали. Тут какие-то сволочи на заводе листовки распространяли… мол, надо бастовать, надо требовать. Вот теперь рабочие поймут, что ничего этого не надо, а надо спокойно трудиться, и тебе и так все дадут.

Я хмыкнула.

– Так может, и эти наборы нам дали потому, что листовки, а, Яра? Может, они просто немножечко испугались?

Яра хотела было ответить, но тут в ставни снаружи застучали. Начался большой перерыв, и многие ломанулись к складу, чтобы затовариться загодя и не ждать конца смены.

Я раздавала наборы и продукты по талонам, а сердце так и билось в грудную клетку. Мне казалось, я поняла что-то важное. Перешагнула какую-то грань – когда сказала Яре, что мне плевать, будет ли жить эта цивилизация. Может, и будет. Может, и прогресс будет, и в итоге даже рабочие заживут не так уж плохо. Но – лишь до тех пор, пока власть имущим, этой самой элите не придет в голову, что пора бы переделить сферы влияния. Эти элиты – они ведь то же самое, что и дружины, а дружинников мы все хорошо знаем. Время от времени они все равно устраивают кровавые разборки друг с другом. Выходит, все мы – заложники этих элит, и живем, пока им не захочется снова силами помериться. В надежде, что ну а вдруг не захочется! До войны люди, поди, тоже думали, что теперь-то все будет не так! Теперь, мол, элиты поумнели. Теперь боятся ядерной катастрофы. Хрена лысого с горы они боятся!

Нет, Яра, прости, но не нужна мне такая цивилизация.

И никому из нас, простых работяг и безработных, она не нужна.

Из своего отделения я отобрала в бой только людей Чумы – Апреля, Линь, Леди, Майка. Остальные торчали в Танке или сидели по домам. Так же поступили и другие командиры: брать вообще неподготовленных – это все равно что сразу их убить.

Мое маленькое полуотделение выстроилось передо мной. Как и в прошлый раз, мы должны были выдвигаться небольшими группами, а в район боевых действий – Частный Сектор, неподалеку от Обувной Фабрики – внедрили заранее диверсантов.

Было десять часов вечера. Пять человек с любопытством глядели на меня.

– Товарищи! – начала я, копируя бессознательно Иволгу, – сегодня ночью у нас будет боевая задача. По донесениям нашей агентуры сейчас особенно уязвима дружина Мертвеца. Мы нанесем удар сегодня ночью, когда враг занят празднованием и потерял бдительность. Сейчас выдвигаемся в район Частного Сектора. Передвигаемся в штатном порядке, как в патруле, свободно. Вопросы есть?

Нерешительно зашевелилась Линь.

– Товарищ командир… Маус, – просительно начала она, – но почему именно Мертвец? Про него же рассказывают…

Я мысленно испустила тяжелый вздох. Повернулась к молодому бойцу.

– Слушай, Линь… Все, что рассказывают – антинаучная чепуха. И тем более, раз рассказывают, надо его разбить, и тогда с остальными справиться легче будет. Про них же не рассказывают. В общем, у нас все добровольцы. Боишься – иди домой.

На самом деле меня тоже мучил страх. Не такой, как тогда, перед атакой на Дождево. Там было понятно, чего бояться – пуль, огня, все как обычно. А тут вообще неизвестно, что будет! Это Иволга сказала про «антинаучную чепуху». Только и Иволга ведь не знает всего.

Про Мертвеца в самом деле говорят, что он давно умер. Был такой мужик, из дружинников, в разборках между бандами погиб. А потом ночью встал, вылез из груды тел и пошел по городу голый (одежду с него успели снять), с зияющей дырой в груди. Говорят, он ничего не ест и никогда не спит. Прибились к нему самые отмороженные, по одним слухам – добровольно, а по другим – потому что он гипнотизирует: как посмотрит на тебя тяжелым взглядом, так ты идешь за ним, будто пес на поводке. Взгляд у него особый, говорят, страшный – как у зомби.

Говорят, он уже давно мог бы весь город захватить. Но только незачем ему. Ведь ни еды, ни баб ему не нужно. Дружина – только для того, чтобы к нему остальные не лезли. Говорят, он питается энергией. Захватывают живых людей, привязывают (некоторые еще рассказывают про пытки разные, ну чтобы энергию было удобнее получать), и он из них жизнь высасывает. Говорят, у него связь с тем миром. Так что при желании он одним взглядом убивать может – в тот мир отправлять. И сам ходит туда-сюда постоянно.