Роберт Уильямс - Том 2. Охотница из Аккана

Мне казалось, что первый оборот по циферблату секундная стрелка делала целый час, на второй ей понадобился день, после чего ее продвижение измерялось годами.

Затем опять прозвенел храмовый гонг. Как мне жаль, что я не могу описать этот звук! Вы слышали когда-нибудь глубокий, печальный, рыдающий колокольный звон, оплакивающий мертвых в ночи? Слышали ли вы бой часов на высокой башне, возвещающих наступление полуночи? А как воет на полную луну голодная собака? Или крик совы в дебрях северных лесов?

В этом звуке было нечто, что напомнило мне обо всем этом. Он плакал, оплакивал, рыдал и голосил. Он умолял, умасливал, угрожал, упрашивал. И исчез с диким воплем, обещавшим приход экстаза, а из завесы, из дыры во времени или в пространстве, вышел Том Кельвин.

В жизни я не был так рад кого-то увидеть! Я вскочил со стула, но тут же застыл и медленно опустился обратно. Внезапно я понял, что не так уж и рад увидеть Тома Кельвина.

Только раз в жизни я видел человека с таким же выражением лица, какое было у Тома. И тот человек сидел на полу сумасшедшего дома, осторожно строя пирамиду из кубиков, рассыпая ее и строя снова и снова.

ФИЗИЧЕСКИ, Том был вроде в порядке, но я уже догадывался, что только физически. Он стянул кислородную маску, в глазах его горел огонь, какой я видел лишь у призраков на старинных картинах.

Он вытянул правую руку и разжал кулак.

— Это — Тот, — сказал он.

В руке у Тома лежал драгоценный камень. Большой такой камень, с яйцо размером. И он сверкал искорками, отражающимися от тысяч граней.

Я ничего не говорил. Я не знал, что тут можно сказать.

Он прошел и сел на стул возле меня.

— Мне нужно выпить, — пробормотал он.

Я налил ему виски. Он залпом выпил, и я тут же налили снова. Потом выпил сам, и это было придало мне храбрости задать кое-какие вопросы, но тут произошло то, что заставило меня передумать.

Том вдруг стал разговаривать со своим драгоценным камнем.

— Тот, — сказал он, — пора исполнить свой долг.

Камень вспыхнул рубиновым светом, поднялся с руки Тома и бесшумно поплыл ко все еще работающему генератору. Он принялся плавать в воздухе вокруг генератора, казалось, пристально изучая его. Я сидел с открытым ртом, когда из камня внезапно ударил ослепительный белый луч. Он попал в финальную лампу и та мгновенно исчезла. Все произошло быстрее, чем я об этом рассказываю. Свет прошелся по остальной аппаратуре, по спирали, и все, чего он касался, исчезало.

Затем эта проклятая штуковина подлетела и спряталась в карман Тома.

— Ради Бога, Том, скажи же, что произошло, а то я сойду с ума! — закричал я.

Ему потребовалось ужасно много времени, чтобы вспомнить. Он вел себя так, словно распутывал в уме клубок ниток и пытался связать оборванные концы.

— Что произошло? А, ты имеешь в виду, что произошло, когда я прошел через завесу? Да ничего. Ничего не произошло. Я просто прошел через нее.

— Том, если ты хочешь, чтобы я оставался в здравом уме, отвечай быстро. Я и так уже повис над пропастью и цепляюсь за край зубами и ногтями. Сколько же может выдержать человек?

— Да, наверное, ты прав. Я расскажу все, что могу. Боюсь только, это будет недостаточно. Они оставили мне слишком мало мыслей.

— Они? Что ты имеешь в виду?

— Ну, тогда, оно. Неважно, что именно: Оно или Они.

— Том, — сказал я, и, очевидно, мой голос прозвучал слишком резко, потому что он повернул голову и озадаченно посмотрел на меня, — Что там, за завесой? Какие Они? Что такое Тот?

— Я прилагаю все силы, старина, но не могу думать быстро. Однако мне нужно спешить, потому что с каждой секундой я думаю все медленнее. Они сказали, что так и будет. Что моя память постепенно будет становиться все туманнее.

Я постарался взять себя в руки и хлебнул прямо из бутылки, а Том продолжал:

— Когда я прошел через завесу, то не знаю, переместился ли на миллион миль в пространстве, на миллион лет во времени, или же в иное измерение, в иной мир, который существует на том же самом месте, что и наш, но в другом измерении. Нет никакой возможности узнать это, потому что нечем измерить, чему равен шаг сквозь завесу. Я прошел через нее и оказался во вселенной чистого разума. Мы связываем разум с деятельностью мозга. Так вот, уверяю тебя, что в той Вселенной разум существует отдельно от материи, по крайней мере, от того, что мы считаем материей, и использует энергию, которую я не могу описать, потому что нет слов для ее описания, причем мыслит этот разум так, как мы мыслить не можем.

НА СЕКУНДУ Том замолчал и похлопал себя по карману, где лежал драгоценный камень.

— Короче говоря, единственный способ правильно описать ту Вселенную, это признать, что она не существует. Наши чувства не могут ощутить ее. Но разум наш может осознать этот потусторонний мир, и только благодаря этому мы можем сказать, что он действительно существует... я хочу сказать, что лишь благодаря разуму мы узнали, что прошли сквозь завесу — и таким же образом потусторонний мир может узнать о нас. В том потустороннем мире нет ничего, но там есть Они. Они следуют по линии развития, непостижимым для нас, идут к целям, которые мы не можем даже вообразить, и достигают состояния чистого разума. Они существуют, как деформация пространства... как изгиб Их пространства, и для них эта пространственная деформация и есть материя, Они ощущают и используют ее, как мы используем нашу материю.

Дрожащей рукой он вытер со лба пот. Можно было сделать лишь одно, и я это сделал. Уровень жидкости в бутылке быстро понижался.

— Мой разум, или часть его, может совсем остановиться. У меня вообще есть чувство, что это Тот говорит с тобой через меня.

— Кто такой Тот? — мне пришлось еще хлебнуть для храбрости, чтобы задать этот вопрос.

— Он — моя защита. Его послали со мной, чтобы увидеть, что я выполнил свою часть сделки.

— Что еще за сделка?

— Уничтожение прохода. Я отвечаю тебе так быстро, как только могу. В том потустороннем мире материя нашего пространства-времени неестественна. Это — смертельный яд для тамошних обитателей. Когда ты бросил сигаретный окурок через завесу, то вызвал огромные разрушения. Они отгородили эту часть своего мира, поставили защиту, и тут появился я. Они ждали меня. Я не могу понять, насколько они разумны. Мои уравнения...

Из кармана Тома, где лежал Тот, раздался сердитый хрип. Огромный драгоценный камень вылетел наружу и вспыхнул, осветив всю комнату. Внезапно стол Тома, заваленный грудами бумаг с невнятно написанными уравнениями, включая и работу Успенского, исчез в белой вспышке. Тот вернулся и снова спрятался в карман Тома.

— Я и забыл о них, — пробормотал Том.

— Давай, соберись и рассказывай дальше, — стал просить я.