Михаил Остроухов - «Приключения, фантастика» 1994 № 05

Я вгляделся в его лицо. Улыбка сошла с его губ, и лицо застыло бесстрастной маской. Лишь уголок рта дергался в нервной ухмылке.

Неожиданно черты лица его стали нечеткими, сквозь них проступили другие полупризрачные, страшные. Кожа почернела, как у обгоревшего трупа, пошла мелкими пузырями, она все время находилась в движеньи, словно ее покрывал слой копошащихся насекомых. Глаза засветились кровавым огнем, зрачки сжались в точки. Всю голову хозяина квартиры окружала багряная аура отблеск пожара, пронизанная черными извивающимися, как змеи, жгутами.

Руки, которыми он опирался о стены узкого длинного коридора, тоже страшно изменились. Из рукавов выползли мохнатые лапы с кривыми смертоносными когтями.

Чудовище оторвало лапу от стены, потянулось ею ко мне и что‑то проревело. Я невольно отпрянул и, прижавшись спиной к двери, выставил для защиты свои костяные кулаки.

Погоди! Дурак! словно колокол ударил в голове разъяренный голос хозяина и видение пропало. Передо мной опять стоял человек. Не произнеся более ни слова, он повернулся ко мне спиной и пошел вглубь квартиры. Два тусклых светильника–фонарика с чередующимися красными и синими стеклами, освещали коридор, свисая на тонких цепях с потолка.

У двери в комнату хозяин остановился и поманил меня пальцами. Я подошел. Это была не дверь в комнату, а вход в просторный холл. Из него три обитые черным двери вели в комнаты. В холле стояло старинное зеркало в резной коричневой раме.

— Прежде, чем говорить что‑либо, посмотри на себя, — сказал хозяин и отворил первую по правую руку дверь.

Я посмотрел в зеркало. То, что я там увидел, не испугало, не поразило и не расстроило меня. Там отражалось то, что, как я уже давно догадался, должно было отразиться. Перед зеркалом стоял скелет высокого плечистого мужчины, одетый в истлевший черный костюм. Когда‑то белая рубашка стала серой и была покрыта отвратительными темными пятнами. С правой стороны лба, почти у виска, виднелось пулевое отверстие. Заведя руку за голову, я стал нащупывать второе, но не смог найти его своими бесчувственными костяными пальцами. Может его и не было вовсе, а пуля застряла в мозгу и была извлечена врачами или исчезла вместе со сгнившей плотью.

— Чуть выше, — сказал Голос. — Еще чуть.

И я нащупал его. Повернувшись лицом к хозяину, молча выжидающе посмотрел на него.

— Проходи, — он отступил, открывая взгляду большую, ярко освещенную комнату. Слева инкрустированная стенка, в правом дальнем углу — телевизор, чуть ближе по левой стене широкий диван, посредине сервированный хрусталем и серебром журнальный столик, подле него — два мягких кресла, ножки которых утопали в пушистом ковре.

Я шагнул вперед, но тут же был остановлен хозяином.

— Нет, погоди! Сначала в ванную. Сбрось с себя эту гниль. А то ты мне все перепачкаешь. Да… и зови меня Борисом.

Я покорно пошел за ним. Влез в ванну и стал раздеваться. Костяшки пальцев скользили по пуговицам, и мне никак не удавалось расстегнуть их. Рассерженный, я рванул борт пиджака и он с треском расползся на груди. Скинув его, я точно так же поступил с рубашкой, брюками и полуботинками.

Борис с отвращением смотрел на груду гнилых тряпок, источавших запах склепа. Я же совершенно безучастно глядел на свою последнюю одежду, на червей, копошащихся в ней.

— О! Этого нам не надо! — быстро отодвигаясь от меня, сказал хозяин.

— Ты посмотри! Они и по тебе ползают! А я думал… — Он не сообщил мне, что именно он думал, а взял из шкафчика над умывальником флакон с голубой жидкостью и пушистую кисточку. Налив жидкость в маленькую пиалу, Борис обмакнул в нее кисточку и обрызгал меня с головы до ног со всех сторон. Потом очень тщательно еще и еще раз. В его руке неизвестно откуда появился маленький язычок огня, как у зажигалки, и Борис быстро провел им крест–накрест перед моей грудью. Бледное спиртовое пламя охватило меня с головы до ног.

— Не бойся! — прикрикнул он, когда я в испуге отшатнулся. Оно не причинит вреда, только очистит тебя.

Затем он заставил меня встать под душ и не разрешал выйти из‑под него, пока вода, стекавшая с моих костей не стала совершенно прозрачной.

— Теперь вылезай! — скомандовал Борис и дал мне в руки маленький красный фен. — Сушись.

Пока я выполнял его приказ, он достал–из шкафчика еще один флакон — с черной жидкостью, смешал ее с голубой и обмакнув в смесь кисточку, обрызгал остатки моей одежды. Махнул рукой, словно бросил что‑то поверх костюма, и он занялся сине–багровым бездымным пламенем. Через минуту на дне ванны лежала маленькая кучка сухого серебристого пепла. Борис включил душ и смыл пепел в водосток.

— Ну что? спросил он, поворачиваясь ко мне. — Хватит. Теперь тебя можно пустить в дом.

Мы прошли в комнату и сели за стол. На нем было все, что мог пожелать человек, и я в том числе. Но сейчас для меня все это было лишь утонченной пыткой.

— Погоди делать выводы! Ты, как всегда, торопишься!

Борис отошел к резному черного дерева столику на высоких гнутых ножках, с которых ухмылялись жуткие рожи божков, и взял стоявшую на нем большую хрустальную чашу, наполненную темной жидкостью.

— Пей! — Он подал ее мне.

Я взял чашу в руки, но не решался поднести ко рту. Как пить?! Все прольется сквозь дыру в моей нижней челюсти, стечет по костям на кресло.

— Пей! — приказал Борис тоном, не терпящим возражений. И я выпил.

Когда я сделал последний глоток, меня уже больше не заботило состояние его мебели. Что‑то странное, пугающее происходило со мной. Меня распирало изнутри, корчило, волны пламенного жара накатывались одна за другой.

Я вцепился в подлокотники кресла и застонал.

— Что ты со мной… начал я и замолчал, поняв ВДРУГ, что говорю не мысленным голосом, а самым настоящим, произнося слова собственными губами. Одновременно я ощутил под пальцами прохладную бархатистую ткань, а под спиной — удобный изгиб мягкого кресла.

Я медленно поднял руку и поднес ее к лицу — она не была больше рукой скелета, она была рукой человека!

Я вскочил, чуть не опрокинув журнальный столик и бросился вон из комнаты. Встав перед зеркалом, я долго смотрел на свое худощавое мускулистое тело, разглядывал лицо с голубыми глазами, с длинными — до плеч каштановыми волосами, с полными губами.

Я снова был человеком

Я снова был человеком!

Я снова был человеком!

Не выдержав потрясения, я упал на колени и, спрятав лицо в ладонях, зарыдал.

Борис деликатно держался в стороне, давая мне время прийти в себя. Потом его теплая ладонь — о как чудесно было ощущать легла мне на плечо.

— Пойдем, прежде чем сесть за стол, надо залечить рану.

Мы вышли из комнаты и вошли в следующую дверь. За ней оказались две смежные комнаты. В дальней, освещенной маленькими свечами, источающими странный, настолько странный, что трудно было сказать, приятный или отвратительный, запах, Борис уложил меня на узкое, как операционный стол, ложе.