Роберт Шекли - На суше и на море 1963

— Машина! — донесся голос Елены Сергеевны.

— Это «северяне», — сказал Женя и посмотрел на меня. — Ты что кривишься? — А я и не заметил, что скривился.

Действительно, это был северный отряд. После шумных приветствий все пошли к почвенной яме, у которой сидела Ольга. Начальники, как всегда, немного отошли в сторону. В неподвижном воздухе были ясно слышны их голоса.

— Вы откуда?

— Заезжали на старые гари. Наблюдали восстановление травостоя. А вы как?

— Нас беспокоит юго-восточный угол. Успеть бы до холодов, а то и дожди могут заладить. Вы скоро все закончите, наверно?

— Недельки две в поле, а там можно и на базу — начинать обработку.

Они замолчали. Невольно все посмотрели на запад, откуда очень медленно поднималась гигантская черно-лиловая завеса. Несколько мгновений стояла полная тишина. Казалось, никто не дышал. Оля уронила в яму почвенный нож, он звякнул и нарушил тишину.

— Ну и тучища, — прошептал Вася Суров, что будем делать?

В давящей тишине под мертвым светом застывшего солнца стремительно росла туча. Вот она заняла полнеба. За ней по степи бесшумно бежала мгла.

— Учтите, — спокойно говорил Олег Николаевич, — ветер будет очень сильный, скорее накрывайте машины брезентом, укрепляйте как следует палатки входом на восток.

Внизу, в недрах тучи, заполыхали молнии, хотя звук еще не доходил до нас. Но вот молчание нарушилось. Глухой грохот потряс землю. С запада повеяло холодом, налетел первый порыв ветра. Мгновенно стемнело.

Сквозь взвихренную пыль и песок я увидел, как Олег Николаевич схватил Олю за руку и побежал с ней к машине. Мы же вскочили в палатку, и в этот момент туча прорвалась ливнем. Молнии полыхали не переставая. Дождь бил по палатке. Палатку раскачивало, будто кто-то огромный и злой тряс ее и старался оторвать от земли. Поток дождевой воды прорвался под брезентовое днище и быстро нашел себе путь к выходу. Было неуютно, сыро и жутковато.

Кто-то предложил спеть. И мы сначала тихо, потом все громче запели наши любимые студенческие песни.

Так проходила гроза. Мы пели. И уже не было страшно. Сквозь щели палатки стал просачиваться бледный свет. Дождь слабел. По палатке уже стучали лишь отдельные капли. Я откинул брезент. Снова сияло солнце, отражаясь в тысячах луж. Будто и не было страшной черной грозы. Соседняя, «северная», палатка стояла на месте, но из нее никто не показывался. Мы забеспокоились — уж не попала ли в них молния? Разулись и пошли с Женей к соседям. И что же? Там шло настоящее пиршество. На ящике были разбросаны остатки еды.

— Так, так, — говорил Женя, потирая руки, — пока мы боролись с грозой, принимая на себя разряды молний, они тут предавались чревоугодию.

Смеясь и подшучивая друг над другом, все выползали из своих убежищ. Гроза уходила на восток.

Как приятно бродить по теплым лужам и наблюдать за ожившим миром низших растений: сухие комочки лишайников стали нежными, эластичными, как губка. Мох расправил листочки. Сухие черные корочки водоросли носток, похожие на пепел от сожженной бумаги, оказались вдруг зелеными, сочными и раз в пять крупнее. Они, вероятно, проявляли усиленную жизнедеятельность, наслаждаясь дождем.

Оля бродила в стороне, осторожно ступая босыми ногами и с улыбкой разглядывая новый мир.

Тучи ушли. Остались только теплые лужи с дрожащим в них золотым солнцем да влажная земля. «Северяне» собираются уезжать. Кажется, я первый раз не жалею об этом.

Если ехать с севера на юг по территории «наших» южных Черных земель, то далеко слева будет Волга, а далеко справа — Ергени. Эти загадочные Ергени будоражили наше воображение не меньше Женькиных Бэровских бугров. Ергени — своеобразнейшая возвышенность, протянувшаяся с севера на юг от излучины Волги под Волгоградом до долины реки Маныч. К западу возвышенность сполаживается и постепенно переходит в Задонскую степь.

После грозы стояли тихие жаркие дни. Снова все высохло. Горячее солнце подолгу висело в зените.

Умаявшись за день, поев каши с самодельными бараньими консервами, мы размечтались о душистом чае, о прохладном, чистом озере, в котором можно искупаться.

— И чтобы листва шелестела над головой… — мечтал Евгений.

— А потом помыться в ванне и растянуться на чистой постели, — добавила Оля.

— Зачем в ванне? Лучше в реке, — возразил Сергей.

Елена Сергеевна, задумчиво глядевшая в догорающий костер, медленно и даже несколько торжественно заговорила:

— А ведь здесь будет все, о чем вы мечтаете. И река, и красивые широкие улицы, обсаженные высокими деревьями, и чистые белые домики с ваннами, газом, электричеством. Вдоль улиц побегут веселые арыки, а затем сольются в широкий красивый канал. — Она помолчала.

Черная звездная ночь придвинулась вплотную к костру.

— Вот что, — заговорила Елена Сергеевна, видимо, приняв какое-то решение. — Мы сейчас находимся близко к Ергеням. Пожалуй, другого такого случая уже не будет. Завтра с утра и поедем. Посмотрим кстати трассу будущего канала. Ну как, хотите?

Хотим ли мы? Это даже не вопрос.

Итак, вперед! Впрочем, этот девиз сопутствовал нам всегда: Оля написала его белой масляной краской на крыше кабины.

Кажется, никогда мы так быстро не собирались, как в то утро. К восьми часам все было готово, и мы с нетерпением ждали сигнала отправления.

Издали Ергени встали синими плосковершинными холмами. Не очень высокие, 130–190 метров над уровнем моря. По мере приближения стали заметны характерные очертания обрывистых склонов в степь. Как бастионы, возвышались они над плоской равниной. Эти обрывистые мысы называют хамурами. Мы подъезжали к самому южному — Чолон-Хамуру. Не так-то просто забраться на него, особенно когда отвыкнешь от хождения вверх.

Вот мы стоим на южном, последнем, ергенинском хамуре. Внизу плещется бескрайнее ковыльное море. Здесь ковыль другой — ковыль Лессинга, с пушистыми серебристыми метелками. Под ветром они колышутся как море. Вдали темнеет извивающаяся полоска. Бескрайний простор и ветер. Небо и степь. Ковыль и песок.

— Эта темная полоска — русло реки Маныч. Скоро по нему пойдет вода. Из Манычского водохранилища, которое сооружается юго-западнее Элисты и будет заполнено водами Терека, частично Дона и местных речек, вода пойдет сюда, обогнет наш Чолон-Хамур и обводнит Черные земли. Севернее — от Волго-Донского канала — уже прокладывается канал в низменную степь. Наряду с местными небольшими водохранилищами, создаваемыми в ергенинских балках, вся эта система обеспечит нормальное водоснабжение Прикаспийской равнины.

Голос нашей начальницы был тихим и мечтательным, его уносил горячий ветерок, прилетающий сюда из степи, по которой бежали сухие волны серебристых ковылей и разбивались у подножия молчаливых хамуров…