Сергей Барк - Второй урок. Сидерис [СИ]

Уже погружаясь в сон Кир неожиданно вспомнил слова Сивила.

— Ты спишь? — тихо спросил Кир, не надеясь на ответ — вот уже около получаса Азул лежал на верхней койке без движения.

— Нет.

— Тебя приглашает хозяин кабака поиграть еще, если захочешь. Обещает бесплатную выпивку и небольшую плату, как сказал Сивил.

Азул ничего не ответил, но Киру почему-то было очень интересно узнать как же тот поступит.

— Пойдешь?

Снова молчание — «вот же зануда».

— Наверное.

Кир не ожидал, что Азул ответит, да еще, кажется, положительно. Он улыбнулся, ловя себя на легкой радости от того, что он снова сможет услышать музыку. Этот простой факт словно добавил ему уверенности в завтрашнем дне и, откинув тревожные мысли в самые дальние закоулки сознания, он заснул.

Наутро, как и было условлено, они встретились с мастером и проследовали в уже знакомом лифте на второй уровень. Скоро темные стальные пейзажи третьего цеха сменились непроницаемым черным носком шахты, чтобы через несколько минут выплюнуть их в абсолютно белый коридор.

От режущего света у всех троих защипало глаза. Немного привыкнув к новой обстановке, они двинулись вдоль пустого тоннеля, сияющего идеальной белизной.

Пропустив несколько дверей, все трое замерли у такого же идеального прямоугольника, как и те, что они пропустили. Мастер набрал нужный код на цифровом табло. Кир с Азулом автоматически запомнили пятизначный номер. Как только дверь открылась, мастер попрощался, а на пороге их уже встречала женщина в очках.

Надо же, Кир и забыл о существовании второго пола. Он вспоминал о Санаре и маме, но почему-то игнорировал тот факт, что женщины были редкостью в третьем цехе. Это было вполне объяснимо, учитывая специфику работы, которую можно охарактеризовать всего двумя словами — физический труд.

За неделю, проведенную на Сидерисе, Кир видел женщин всего дважды, да и те едва ли напоминали хрупких прекрасных созданий, звучно ржа с мужиками над пошлыми шутками и гордо демонстрируя бицепсы под короткой футболкой.

Ничего похожего на семью в понимании Кира на Сидерисе не было. Местные заводили отношения, у них появлялись дети, которые проживали с матерью до двух лет. Затем детские сады, напоминавшие скорее пансионаты, брали на себя воспитательные функции, позволяя матери вернуться к обязанностям. Один-единственный выходной — все, чем располагали мать и дитя, как правило, отец к тому времени и вовсе исчезал из жизни ребенка. Но и такие отношения длились не долго.

Как только ребенок проникался великой целью, за которую сражался народ, он спешил взять на себя обязанности, способные принести пользу окружающим, уделяя все свое время новому делу, быстро забывая о том слабом зачатке семьи, который у него все же был.

Эта женщина лучше соответствовала тому образу слабого пола, с которым был знаком Кир. Невысокая, стройная, с гладкими, убранными в хвост каштановыми волосами, и тонкими чертами лица, испорченными жуткой роговой оправой.

Кир в очередной раз поразился тому, что, несмотря на смелые проекты по проектированию целой планеты, здешние обитатели никогда не слышали о корректорах зрения, концентрируя все производство вокруг насущных целей, игнорируя эстетику или хотя бы элементарное бытовое удобство, продолжая пользоваться неудобными стеклами, из-за чего некоторым очкарикам из третьего цеха приходилось постоянно протирать запотевшие грязные линзы.

Женщина представилась как Мелисса и повторила все, что они уже знали из брошюры, затем поинтересовалась, есть ли у них какие-либо вопросы, на что подростки дали отрицательный ответ, покачав головой.

Затем она развернулась полубоком, и Кир с Азулом увидели шесть идеально белых столов и стульев в небольшой квадратной комнате. Только на двух лежали листы и тоненькие стилусы.

Ребята заняли указанные места, и Мелисса разрешила начать, отметив на доске время, отведенное на экзамен.

Им не разрешалось общаться или обсуждать задания во время перерывов, поэтому в полном молчании они просто ожидали, когда начнется следующая часть экзамена.

Под конец Кир почувствовал легкую усталость, скорее, от непривычки. Последняя логическая часть была наиболее увлекательной и Кир с легкостью углядел причинно-следственные связи и закономерности, легшие в основу заданий. Он бы даже назвал их легкими.

Когда время вышло, наблюдательница, все время присутствующая в комнате, велела им отправляться в родной блок, проводив ребят до лифта:

— Если экзамен пройден успешно, завтра вы получите дальнейшие распоряжения. Если результат неудовлетворителен, вы сможете попытаться снова, — с той же приятной улыбкой, как и при их встрече она нажала кнопку вызова. Только сейчас Кир уловил всю фальшивость безразличного благодушия, являющегося частью рабочих обязанностей.

— Думаешь справились? — спросил Кир, когда они уже подходили к бараку.

— Да. Почти уверен.

Кир был согласен — они должны были пройти.

В тот день они были освобождены от работы в цеху, а потому незаметно ускользнули от глаз любопытных, решив потратить время на починку челноков. А вечером Азул сообщил, что направляется в таверну, Кир подумал и последовал за ним.

Во второй рабочий день недели посетителей было немного, и после короткого разговора с хозяином, во время которого они обсудили детали, Азул провел у пианино около часа, непрерывно разыгрывая забытые истории из прошлой жизни. А Киру казалось, будто прошла не неделя, а год, а может, и того дольше. Словно бы они существовали вне времени и пространства, зависнув в невесомости.

Сыграв последние аккорды и тихо опустив крышку, Азул не заметил, что посетителей заметно прибавилось. Люди, забывшие о радостях жизни, мотыльками слетались к прекрасному восхитительному цветку, манившему лепестками потерянного очарования жизни. И пусть они бледны как моль, а крылья давно изодраны в клочья, они все же толпятся вокруг, ведомые забытым чудом красоты.

На следующий день мастер зашел к ним в барак и сообщил о переводе. Выглядел он немного растерянным, словно в первый раз занимался чем-то подобным, впрочем, так оно и было.

Попав в третий цех, ты получал груз на плечи, что давил большую часть дня, а когда к концу смены ты мог распрямиться и похрустеть затекшими конечностями, все, чего хотелось — это сделать несколько глотков воздуха, пусть пропитанного жаром металла, и отдохнуть, а уже завтра на тебя, свеженького, взваливали знакомую ношу. Сил учиться и развиваться не оставалось. А если, несмотря на всё это, ты делал попытки выбраться, то не получал со стороны окружающих ничего, кроме презрительных, насмешливых взглядов — ишь, выпендриться решил, самый умный!