Сергей Барк - Трансформер [СИ]

Пальцы сжались крепче, костяшки побелели. Уткнувшись носом в грудь альфы, он не отвечал, молясь, чтобы время остановилось и он вечно мог вдыхать сладкий запах с изводящей душу кислинкой.

Волос коснулась теплая рука, погладила по затылку. Плечи немного расслабились.

— Хочешь подышать свежим воздухом? — Родион говорил спокойно, будто и вовсе не злился.

Помедлив немного, омега кивнул, все также пряча лицо.

— Вы не возражаете? — Вопрос был обращен к родителям. — Мы ненадолго.

Марк не был уверен, но кажется молчание продлилось довольно долго, а смелости взглянуть в родные лица не было. Что он мог увидеть там? Разочарование? Сожаление о том, что собственный сын свихнувшийся псих?

Послышался шорох тапочек о паркет.

— Они ушли, — еще через минуту сказал Родион. Его рука зарылась в волосы и пальцы легонько поглаживали голову. — Соберешься?

Омега кивнул и, оторвавшись от свитера, чуть отстранился, не глядя на альфу.

— Подождать снаружи?

Еще один кивок.

Родион тут же повернулся и пошел на выход, прикрыв за собой дверь.

Он был одет и не собирался переодеваться, ему просто хотелось немного побыть одному. Совсем немного.

Что же он натворил?

Сначала сорвался на альфу и наговорил того, что не следовало. А потом и вовсе потерял голову.

Марк оглянулся. Комната выглядела прежней: застеленная синим покрывалом кровать, застывшими буграми, старенький с выщерблинами шкаф, слегка покосившийся ковер, кажется все еще с орнаментом привычного рисунка, но тихий шепоток делился с омегой страшной тайной — «Смотри, я тот же самый, но ведь мы с тобой знаем, что случилось…»

Дрожь цапнула низ позвоночника и, вгрызаясь мелкими противными зубками паразита, стала ловко взбираться выше и выше, пробирая живот, грудь, забираясь в самое сердце. Омега кинулся вон.

Хлопнув дверью, он бросился в коридор. Там было пусто, и некому было остановить парнишку, опрометью несшегося вон. Стукнувшись и тормозя о мягкую обивку входной двери, Марк судорожно схватил ботинок и принялся неуклюже впихивать ногу, не позаботившись о том, чтобы лучше развязать шнурки.

— Марк?

Из кухни появился Родион, а за ним папа. Александр Иванович никогда не видел сына таким испуганным и уже хотел сделать шаг навстречу, когда альфа, заметив его движение, остановил словами.

— Я сам.

Старший омега застыл, провожая альфу взволнованным взглядом, пока тот не подошел к сыну и не перехватил его запястья, отрывая от запутавшихся шнурков.

— Марк.

Омега поднял затравленный взгляд и какое-то время таращился на Родиона.

— Не торопись. Давай, я тебе помогу. Хорошо? — медленно произнес он.

Марк выдохнул и распрямился, опуская напряженные руки и не мешая. Родион опустился перед омегой и завязал ботинки, затем снял курточку с крючка и помог ему одеться, натянув шапку на сбитые колтуном волосы.

— Идем?

Не дожидаясь ответа, Родион кивнул родителю и вышел крепко сжимая тоненькое запястье в собственной руке.

Александр Иванович проводил сына взглядом и побрел в спальню к мужу.

Дойдя до кровати, он упал, позволив осунувшемуся альфе поглаживать себя по спине, сотрясающейся рыданиями.

Выйдя на улицу, Родион потянул омегу к машине, дверь которой уже распахивал Павел. Он бросил на ходу пару слов, но Марк едва понимал, что происходит вокруг. Он плюхнулся на заднее сиденье пустого прохладного салона и вдохнул пропитавший обивку аромат. Тут же рядом прижалось бедро его обладателя. Родион сел вплотную так и не выпустив руку.

Машина тронулась, Марк покачнулся. Он не смог бы сказать, как долго они ехали, даже если бы от этого вопроса зависела его жизнь. Он был просто рад оказаться вне ненавистной, страшной комнаты. И с каждой секундой он удалялся все дальше и дышать становилось все легче. Пусть он знал, что это не конец этого кошмарного дня, но уже тот простой факт, что расстояние между ним и тем жутким местом неуклонно росло с каждой новой секундой, заставлял жадно всасывать тихое нездоровое облегчение.

Машина затормозила, Марка снова качнуло, и вот Родион тянет его наружу.

Они оказались на Пушкинской, прогулочной улице недалеко от центра. Как и любая туристическая улочка, Пушкинская могла похвастаться ухоженными деревьями, остриженными на зиму и чистыми тротуарами, но в отличие от более людных соседок, где толпился народ в теплое время года, здесь всегда было спокойней и тише. А зимой, после того как сумерки проглатывали хмурое небо, улочка и вовсе пустела, оставляя редкие парочки в полном уединении, беспорядочно гася сферические фонари до которых мало кому было дело, когда температура опускалась ниже нуля, замораживая необходимость в частых вечерних прогулках.

Выйдя на главный тротуар, едва ли расходящийся на четыре метра в поперечнике, альфа и омега двинулись вдоль мокрых пятен очищенной от снега плитки.

Чем дольше они шли, тем легче становилось на душе. Словно и не было этого ужаса, чуть не раздавившего омегу. Под куполом синей бездны с тусклыми нитями жемчужин, указывающих путь и крепкой теплой рукой сжимавшей запястье, болезненный страх медленно покидал тело. На его место приходила апатия, расползаясь по телу усталым спокойствием и немым безразличием.

— Поговорим? — спросил Родион.

Омега выдохнул теплый пар, позволяя дымке цепляться за пушистые смешно загнутые ресницы и собираться влагой.

— Да.

— Что это было?

— Я не знаю. — Он не лукавил. — Такое со мной впервые.

— Это твоя сила, так?

Прятаться негде.

— Так.

— Ты понимал, что происходит?

— Тогда — нет.

Родион задумался:

— Как ты остановил это? — И почувствовал как мышцы на руке, задеревенели.

Омега сжимал кулаки.

— Я услышал… ты звал меня, и я… ты просил прекратить.

Альфа ничего не ответил, заставляя омегу сильнее втягивать шею в плечи.

— Почему это началось?

Объяснить было невозможно. Он и так слишком много наговорил тогда по телефону.

— Я не знаю. — Ложь — последнее, что у него оставалось.

Руку неожиданно дёрнули, заставляя развернуться. Омега широко распахнул глаза, ошарашено вперившись в суровое хмурое лицо.

— Хватит врать!

У Марка затряслись поджилки. Альфа крепко сжимал его подбородок, заставляя запрокинуть голову назад и смотреть прямо.

— Я не… — Марк отвел глаза и попытался отстраниться, понимая всю тщетность попыток и все же действуя инстинктивно.

Мышцы на лице альфы чуть подернулись раздражением, и уже в следующее мгновенье он грубо подтянул его за ворот куртки, впечатывая собственные губы в губы омеги.

Марк дернулся от испуга, заскулил, пока напористый неосторожный поцелуй терзал крошечный рот, ни разу не ведавший самца. А в следующее мгновенье рука, державшая подбородок, надавила в район челюсти, заставляя рот приоткрыться. Язык альфы жестко огладил нёбо и зубы, толкнулся глубже в горло.