Олег Аркадьев - Под руку с Одиночеством. Дальше [СИ]

— Это прозвище? — техник не нагружал себя такой информацией.

— Имя. Боишься, что здесь у нее есть постоянное увлечение? — съехидничал оператор и тут же горько вздохнул. — С этим приростом способностей я уже и сам ни в чем не уверен.

— А почему тогда, — полюбопытствовал заодно, — она не попадает туда, где окружающее странное, вычурное, безумное?

— Потому, что она путешествует реальностями, а не фантасмагориями. Во-вторых, достаточно, что попадает туда, где все нелепое, маразматическое и сумасбродное, — разъяснил оператор. — Только отдыхает в тишине…

Дом, обсаженный множеством фруктовых деревьев, стоял на самой окраине города, в сотне метров от огромного полудикого парка.

Этот слегка облагороженный кусок леса имел свои озера, культурно-развлекательную часть с аллейками и аттракционами и множество спортивных площадок. Наличествовали даже два стадиона, колесо обозрения и музей.

Информация из астрала понравилась сразу: место покоя. Образ своего дома был уютным и родным. И здесь периодически присутствовали самые близкие люди.

Малопонятное место, где логика не могла объяснить поведение улиц, постоянно менявших расстояние и сходившихся под немыслимыми углами, Таньке полюбилось безоговорочно.

«Ось бытия, завернутая в старую промасленную бумагу… — оглянулась вокруг.

Какое-то у тебя треугольное восприятие этого места.

Почему? — не поняла себя Танька.

Так это ты всякую чушь думаешь! — засмеялось Второе Я.

Я мармеладку хочу. Ладно, найдем Мелл и вместе повкусничаем.

И Лютику немножко оставим.»

Гуляющих в парке, больше похожем на лес, хватало. Одевались здешние обитатели по погоде, иногда, от жары, путая цветастые брюки-палаццо с пижамными штанами, но ощущению покоя это не мешало.

Ленивое радио разливало негромкую музыку: хрипловатый картавый голосок, под мелодию, совсем не сочетающуюся со словами, просил девушку не убегать.

Неспешно проезжая по причудливо изогнутым парковым дорожкам и с интересом разглядывая окружающее летнее великолепие, Танька заметила странную одинокую художницу. Девушка с непонятным рисунком на лице скучала, сидя на походном табурете у раскладного столика, заставленного красками и кистями.

— Здрасьте, — Танька спрыгнула с велика возле заинтересовавшего ее объекта.

— Здравствуй. Хочешь аквагрим? — оживилась разрисовщица лиц. — Тигр? Или лучше собачку изобразим? Присаживайся, — она показала на свободную табуретку.

— А-а… Мне ни то ни другое, — и Танька стала объяснять, чего на самом деле ожидает, при этом легонько посылая визуальный образ в сознание девушки.

Через какое-то время она уже красовалась искусной росписью. С одной стороны лица, над глазом, слегка захватывая верхнее веко и висок, распускались маленькие белые цветы с редкими красными листочками. Другая половина представляла собой серо-белые контуры черепа с веселым оскалом. Завершали образ небольшие одинаковые надписи на предплечьях: «Все, что вам нужно — это любовь».

— Уверена, что папа разрешил? — в который раз обеспокоилась автор нового портрета.

— Точно. Он и денежку на это выделил, — расплатилась за работу счастливая Танька.

— Это зачем ей такое? — опешил техник от изменившейся внешности девочки.

— Веселится! Лето же, с подружкой встреча предстоит, — оператор и сам радовался, как ребенок.

— Она ее до смерти напугать хочет? — он непонимающе уставился на коллегу.

— Ничего ты в детях не понимаешь, — разочаровался оператор.

Легко опираясь на стоящий рядом велосипед, Мелл глядела на Таньку озорными серыми глазами с восторгом и неподдельной радостью, едва сдерживая немного пухлыми щечками рвущуюся навстречу искреннюю улыбку. Соломенного цвета волосы были отпущены на свободу, а две тонкие косички, начинающиеся прямо ото лба, вместо челки, и спускающиеся вдоль лица, продолжались вплетенными кожаными веревочками. В сочетании с нарисованными на ее личике косыми темно-серыми полосками получалось…

— Тебе еще томагавк в руки — и на тропу войны, скво белобрысая! — Танька подходила мягко, крадучись, словно пантера.

Двухколесные были мгновенно отброшены в сторону, и с визгом, наполненным ликованьем от долгожданной встречи, очень похожие друг на дружку девчонки влетели в объятия счастья, не желая выпускать из рук вторую половинку.

— Я так скучала, — признание капнуло слезой на плечо, и Мелл попыталась еще крепче зажать Таньку тисками нежности. — Больше никогда тебя не оставлю!

— Задушишь, — вырвался в ответ из легких остаток воздуха. Плотно прижатый к подруге подбородок не давал рту раскрыться. — Или раздавишь, — нашла в себе силы продолжить, — будет мокро и грязно, — не оставалась в долгу Танька, словно эхо отвечая объятьями.

— Ничего, отчищу. Сейчас знаешь, какие порошки стиральные?.. — прижимались сердцами, на зависть гуляющим.

— Что это с ней? Разве могут быть… — осекся техник. — Я уже понял, не нужно отвечать. Могут.

— Не бывает ничего невозможного. С нашей работой очень полезно запомнить и периодически повторять, — оператор не шутил.

— И что дальше, а? — прозвучало печально.

— Не все ли равно? Жалко, что одному досматривать придется, — вздохнул оператор, поджав губы.

— С какого это? — не понял техник. — Я никуда не собираюсь… — он даже отшатнулся от товарища вместе с креслом.

— А лечиться?! Психов — их не спрашивают, их… — не успел закончить и получил подзатыльник от коллеги. — Вот! А буйных — так вообще… — рассмеялся под градом дружеских оплеух.

— Девочки, перейдите в другое место, — прозвучал властный голос. — Вы мешаете!

— Это вы мешаете, а мы — смешиваем, иногда — с грязью, — мгновенно отреагировала Танька. Частично выпуская Мелл на волю, обернулась на голос и одновременно скинула лямку рюкзачка.

Перед ними стоял обрюзгший человек в форме. Виднелось и несмело приближающееся, одетое однообразно-грязно, худосочное войско с граблями наперевес.

— Здесь будет произведена уборка вверенной территории! И нечего! Это вам не хиханьки! — прозвучало загадочное разъяснение.

— Так произведена или будет? — пробурчала недовольная Танька.

— Оставь человека в покое, он при исполнении, — потянула ее в сторону подруга. — Пойдем, лучше, на качели!

«Это кто такие? В форме и оружие загадочное… — спросила у себя Танька.

Это отказники от военной службы. По убеждениям совести, — разъяснило Второе Я.

При чем здесь совесть? Они же просто трусы!

Ну, значит, трусость убеждает лучше совести.»

Совершенно разные внешне, девчонки были взаимным дополнением и оттого казались почти неразличимыми.