Фрэнк Герберт - Вселенная сознающих

Билдун окончил разговор, не добившись своей цели. Макки притворился, что заглотил наживку в достаточной степени, чтобы попытаться предложить ее ему еще раз. Хозяева марионеток по-прежнему опасались, что калебаны – все как один, – находятся на побегушках у Макки.

Не подлежало сомнению и то, что хозяева попытались допросить калебана, контролирующего Стену Бога. Макки улыбнулся, представив себе, как мог проходить этот допрос. Калебан всего лишь процитировал букву контракта и, если следователи вдруг попытались в чем-то его обвинить, пришел в неописуемый гнев и прервал контакт. Слова же калебана, естественно, были настолько двусмысленными, что кукловоды едва ли смогли точно понять то, что услышали.

Глядя на терпеливо ожидающего Дарака, Макки видел, что у говачинов возникли сложные проблемы, у них – теневых фигур, прятавшихся за Аричем. Лаупук позволил устранить мррега из совета, и теперь на первую роль выдвинется Арич. Макки вывел из всего этого, что мррег – это не имя, а титул, и что теперь Арич возглавляет список его возможных преемников. Возможно, Арич проходил обучение на Досади, но он не был уроженцем планеты. Этот урок скоро усвоят все в Конфедерации сознающих.

Роль Броя как судьи было трудно переоценить. Брой родился на Досади. Контракт калебана удерживал Броя на этой отравленной планете, но он не был привязан к своему говачинскому телу. Брой на собственном опыте знал, что значит быть человеком и что значит быть говачином. Силы, противостоящие Макки, не решились назвать имена другого говачинского судьи. Они могут выбрать судью и из представителей других видов. Они оказались в затруднительном и щекотливом положении. Без помощи калебана они не могли послать на Досади нового Пчарки. Самая ценная монета, которую могли предложить кукловоды, была для них потеряна. Теперь они оказались в отчаянном положении. А старые говачины оказались даже в очень отчаянном положении.

В коридоре за спиной Арича раздались шаги. Макки оглянулся и увидел Цейланг, которая вошла в здание со своими сопровождающими. Макки насчитал в ее свите не меньше двадцати легумов. Они превосходили его численностью. На кону стояла не только говачинская гордость и целостность их общества, но и святость их Закона. Отчаявшиеся стояли за их спинами, подталкивая их вперед. Макки почти видел в свите эти теневые фигуры.

На Цейланг была надета черная мантия и полосатый капюшон легума-прокурора, но она сбросила капюшон с головы, открыв свои мандибулы. Движения Цейланг были напряженными и скованными. Она сделала вид, что не узнает Макки, но он смотрел сейчас на нее досадийскими глазами.

Она боится меня, и она права.

Обернувшись к ожидавшим чиновникам, Макки заговорил так громко, чтобы его слышала приближающаяся группа:

– Каждый закон должен быть испытан на практике. Я принимаю то, что вы формально объявили мне об ограниченности моей защиты.

Дарак, ожидавший недвусмысленного протеста и требования списка исключенных свидетелей, явно растерялся:

– Формально объявили?

Цейланг и ее свита остановились за спиной Арича.

Макки продолжал, не понижая голос:

– Мы стоим здесь, на судебной арене. Все споры здесь являются официальными и формальными с юридической точки зрения.

Судебный чиновник посмотрел на Цейланг, ожидая помощи. Эта реакция была угрожающей для Макки. Дарак, надеявшийся со временем стать Высшим магистром, должно быть, осознавал, насколько он сейчас беспомощен и неадекватен. Он никогда не сделает карьеру в говачинской политике, особенно в наступающую досадийскую эру.

Макки объяснил ему, словно неофиту:

– Информация, которую могут подтвердить мои свидетели, известна мне во всей полноте. Я представлю доказательства сам.

Цейланг остановилась, чтобы выслушать то, что вполголоса сказал ей один из сопровождавших ее говачинов, и изобразила на лице удивление. Она подняла одну из своих похожих на канаты конечностей и объявила:

– Я протестую. Легум-адвокат не имеет права давать…

– Как вы можете протестовать? – ехидно поинтересовался Макки, перебив Цейланг. – Здесь нет суда, который официально уполномочил бы вас на какой бы то ни было протест.

– Я заявляю официальный протест! – настаивала на своем Цейланг, не обращая внимания на советника, который, стоя рядом с ней, дернул ее за рукав.

Макки позволил себе холодную улыбку:

– Очень хорошо, но тогда мы будем вынуждены вызвать Дарака на судебную арену в качестве свидетеля, так как только он может дать беспристрастные показания, ибо не принадлежит ни к одной из сторон разбирательства.

Челюсти Арича опустились.

– Я не зря предупреждал их: нельзя связываться с уривами, – сказал он. – Пусть никто не говорит, что его не предупредили.

Цейланг слишком поздно поняла, что произошло. Макки может допросить Дарака и поинтересоваться, на каком основании он сократил список свидетелей. Определенно, некоторые претензии придется отозвать. По меньшей мере, Макки узнает, кого боится обвинение. Причем он узнает это вовремя и сумеет предпринять соответствующие меры. Не будет проволочек, выгодных обвинению. Напряжение, страх и гордость толкали Цейланг на опрометчивость. Арич был прав в своих предостережениях, но они рассчитывали на страх Макки перед сплоченными уривскими триадами. Пусть рассчитывают. Пусть они тратят свой ум на это и на заботы о вычеркнутых свидетелях.

Макки вывел Дарака на арену, выслушал, как он произносит клятву. Причина волнения стала ясна, когда Макки протолкался сквозь толпу, сопровождавшую прокурора. Пыточные инструменты дознавателя правды лежали на помосте перед трибуной суда. Эти инструменты редко извлекали из чехлов и только для того, чтобы показывать их заезжим знаменитостям, но на деле их не применяли ни разу на памяти живущих поколений. Макки ожидал этой выставки. Было видно, что ее не ждали ни Дарак, ни Цейланг. Было интересно смотреть на свиту Цейланг. Говачины пытались прочитать реакцию Макки.

Он ответил удовлетворенной улыбкой.

Теперь Макки обратил внимание на судей. Они дали ему Броя. Конфедерация, действуя через БюСаб, могла выставить одного судью. Их выбор восхитил Макки. Это на самом деле была превосходная наживка! Справа от Броя сидел Билдун. Пан-спекки, шеф БюСаба, сохраняя бесстрастность на лице, явно испытывал неудобство от говачинского одеяния водянисто-зеленого цвета. Фасеточные глаза Билдуна радугой отражали яркий свет арены. Третий судья назначался говачинами и должен был быть (как и Билдун) марионеткой кукловодов. Это был человек, и Макки узнал его. От удивления он промахнулся мимо ступеньки и едва сохранил равновесие.

Что они делают?