Дэвид Линдсей - Путешествие к Арктуру [litres]

– Ты говоришь это в шутку, но это печальная правда.

От злобной насмешливости Хаунтэ не осталось и следа. Он выглядел больным – однако теперь его лицо казалось благородней.

– Я бы пожалел тебя, Хаунтэ, если бы при этом мне также не пришлось жалеть самого себя. Теперь у нас троих одно дело. Кажется, ты этого еще не понял.

– Но к чему нам это дело? – негромко спросил Корпанг. – Неужели вы не в состоянии сдерживаться, пока не минует опасность?

Хаунтэ уставился на него дикими глазами.

– Нет. Призраки уже подступают ко мне.

Он мрачно сел, однако через минуту снова вскочил.

– И я не могу ждать… Игра началась.

Вскоре, придя к молчаливому согласию, они зашагали по карнизу. Хаунтэ шел первым. Выступ был узким, скользким и поднимался вверх, передвижение по нему требовало крайней осторожности. Путь озаряли светящиеся камни и снег.

Они преодолели около полумили, когда Маскалл, шедший вторым, споткнулся, ухватился за скалу и в конце концов сел.

– Работа алкоголя. Мои прежние ощущения возвращаются, но стали еще хуже.

Хаунтэ обернулся.

– Значит, ты обречен.

Маскалл понимал, где и с кем находится, однако ему казалось, будто на него напало черное, бесформенное, сверхъестественное существо, которое пытается его схватить. Он трясся от ужаса, но не мог пошевелиться. Пот огромными каплями стекал по его лицу. Кошмар наяву длился долго, то накатывая, то отступая. То казалось, будто видение вот-вот уйдет, то оно почти обретало форму – и Маскалл знал, что это его смерть. Внезапно призрак исчез; он был свободен. Свежий весенний ветерок обдувал его лицо; он слышал одинокое, неторопливое птичье пение; ему казалось, будто в его душе родилась поэма. За всю свою жизнь он не испытывал столь ослепительной, душераздирающей радости! Почти мгновенно это чувство тоже померкло.

Маскалл сел, провел рукой по глазам и покачнулся, словно человек, которого посетил ангел.

– Ты побелел, – заметил Корпанг. – Что произошло?

– Я пришел к любви через страдания, – просто ответил Маскалл.

Он поднялся. Хаунтэ мрачно посмотрел на него.

– Ты не опишешь этот путь?

Маскалл ответил медленно и задумчиво:

– В Мэттерплее я видел, как грозовые облака разряжаются и становятся окрашенными, живыми существами. Точно так же мои черные, хаотичные страдания будто слились и породили новый вид радости. Радости, которая была бы невозможна без предшествовавшего ей кошмара. Это не случайно; таков замысел Природы. На меня только что снизошло озарение… Вы, мужчины Личсторма, останавливаетесь на полпути. Доходите лишь до страданий, не догадываясь, что это родовые муки.

– Если это так, то ты великий первопроходец, – пробормотал Хаунтэ.

– Чем это чувство отличается от обычной любви? – спросил Корпанг.

– В нем было все, что есть в любви, помноженное на неистовство.

Корпанг задумчиво потер подбородок.

– Однако мужчинам Личсторма никогда не достичь его, потому что в них слишком много мужского.

Хаунтэ побледнел.

– Почему мы должны страдать в одиночку?

– Природа капризна и жестока, справедливость ей неведома… Следуй за нами, Хаунтэ, и спасешься от всего этого.

– Посмотрим, – пробормотал Хаунтэ. – Быть может, я так и поступлю.

– Далеко ли до Салленбодэ? – спросил Маскалл.

– Нет. Она живет под нависающей вершиной Сарклэша.

– Что произойдет сегодня? – Маскалл обращался к самому себе, однако на его вопрос ответил Хаунтэ.

– Не жди ничего приятного, несмотря на то что с тобой только что произошло. Она не женщина, а воплощение чистого секса. Твоя страсть придаст ей человеческий облик – но лишь на мгновение. Чтобы изменить ее навсегда, нужно наделить ее душой.

– Быть может, ее можно изменить навсегда.

– Для этого тебе недостаточно желать ее; она тоже должна желать тебя. Но с чего ей тебя желать?

– Обычно все выходит не так, как ожидаешь, – ответил Маскалл, покачав головой. – Нам пора в путь.

Они пошли дальше. Карниз продолжал подниматься, но, обогнув скалу, Хаунтэ сошел с него и принялся карабкаться по крутой вымоине, которая вела прямо вверх. Здесь им пришлось цепляться руками и ногами. Все это время Маскалл думал лишь о всепоглощающей сладости, которую только что испытал.

Ровная площадка наверху оказалась сухой и пружинистой. Снега больше не было, появились яркие растения. Хаунтэ резко свернул влево.

– Очевидно, мы под вершиной, – сказал Маскалл.

– Верно, и через пять минут ты увидишь Салленбодэ.

Произнося эти слова, Маскалл с изумлением отметил нежную чувствительность своих губ. Касаясь друг друга, они посылали разряды возбуждения по всему его телу.

Трава тускло мерцала. Перед путниками возникло огромное дерево со светящимися ветвями. С них свисало множество красных плодов, напоминавших фонарики, однако листьев не было. Под деревом сидела Салленбодэ. Ее дивный свет – смесь джейла и белого – мягко сиял в темноте. Она сидела, выпрямившись, скрестив ноги, и спала. На ней было удивительное кожаное одеяние, начинавшееся как перекинутый через плечо плащ и заканчивавшееся свободными штанами, не доходившими до колен. Ее руки легко касались друг друга, в одной ладони она держала наполовину съеденный плод.

Встав над ней, Маскалл принялся разглядывать ее с большим интересом. Он подумал, что никогда не видел никого и вполовину столь женственного. Плоть Салленбодэ была такой мягкой, что словно плавилась. Черты лица были столь невыразительными, что едва напоминали человеческие; только губы были полными, сочными и чувственными. Своей яркостью они напоминали всплеск живой воли в дремотной протоплазме. Неопределенного цвета волосы, длинные и спутанные, были распущены и для удобства заправлены сзади в одежду.

Корпанг выглядел спокойным и угрюмым, но двое других мужчин явно испытывали возбуждение. Сердце Маскалла гулко билось в грудной клетке. Хаунтэ потянул его и сказал:

– У меня такое чувство, будто голову отрывают от плеч.

– Что это значит?

– Однако есть в этом некая ужасная радость, – добавил Хаунтэ с болезненной улыбкой.

Он положил ладонь на плечо женщины. Та тихо проснулась, посмотрела на мужчин, улыбнулась и продолжила есть фрукт. Маскалл не думал, что она достаточно разумна, чтобы говорить. Внезапно Хаунтэ рухнул на колени и поцеловал ее в губы.

Она не оттолкнула его. Пока длился поцелуй, Маскалл потрясенно наблюдал, как меняется ее лицо. Черты оформились и стали человеческими, почти властными. Улыбка померкла, женщина нахмурилась, отшвырнула Хаунтэ, поднялась и по очереди оглядела мужчин из-под изогнутых бровей. Маскалл был последним; она долго изучала его лицо, однако ничем не выдала своих мыслей.

Тем временем Хаунтэ вновь приблизился к ней, спотыкаясь и ухмыляясь. Она молча терпела, но стоило его губам коснуться ее губ во второй раз, как он с изумленным криком отлетел назад, словно коснулся электрического провода, ударился затылком о землю и замер без движения.