Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

«Одиннадцатый вопрос. Теперь респонденты начинают «отключаться». Приходится полагаться в основном на ответы Молли и Ветцеля. Они говорят, что отдыхают, спят и живут в домах. Молли живет в старом фермерском доме на ранчо; Ветцель живет в деревянной избе, а иногда ночует в палатке у костра, в лесу. То есть, по всей видимости, они живут примерно так же, как жили на Земле. Еда их мало интересует – они редко едят, хотя, судя по всему, время от времени угощаются. По поводу физиологических функций внятных ответов нет… Перль хихикает, а Молли шокирована и оскорблена.

По двенадцатому вопросу респонденты расходятся. Надо полагать, в потустороннем мире существуют и темнота, и свет. Молли говорит, что в ее мире никогда не кончается день. Ветцель утверждает, что день сменяется ночью, после чего снова наступает день. Мари Козар сообщает, что в ее мире установилось нечто вроде бесконечного вечера.

На тринадцатый вопрос – «Раздражают ли тебя такие вопросы? Не возражаешь ли ты против того, чтобы сообщать в дальнейшем другие сведения о потустороннем мире?» – мы не получили однозначного ответа. Молли не возражает и готова нам помогать. Ветцель не хочет, чтобы его беспокоили. Кочамба считает, что наше любопытство неуместно».

«Жаль, что Джоанна Хоу – недостаточно эффективный медиум, – проворчал Когсвелл. – Мы могли бы многое узнать у Хэйзелвуда. Он – самый образованный из доступных дýхов».

Дон бросил на стол лист, содержавший сводку ответов: «Вот и все».

«В общем и в целом, – многозначительно заключил Когсвелл, – удалось получить впечатляющую массу информации. Нам исключительно повезло».

Раковский хмыкнул: «Но мы не узнали ничего нового… Не наблюдаются ни убедительное соответствие ответов, ни расхождение, позволяющее сделать окончательные выводы».

«Как вам сказать… – Дон задумался. – У меня нет такого опыта, как у вас, я новичок в этой области. Может быть, это мой недостаток – а может быть, своего рода преимущество. Мне кажется, что мы накопили разнообразный существенный материал – допуская, конечно, что медиумы добросовестны».

Когсвелл терпеливо выслушал его, Хед пожал плечами. Раковский сказал: «О какой гипотезе вы упомянули?»

Дон устроился на стуле поудобнее, переводя взгляд с одного лица на другое: «Вы все, конечно же, знакомы с работами Юнга?»

«Конечно!» – отозвался доктор Когсвелл.

«И вам знакомо понятие „коллективного подсознания“».

«Да».

«Юнг пользуется этим термином, когда описывает запас используемых людьми идей и символов. Я хотел бы расширить это понятие, включив в него все человеческие мысли, воспоминания, идеалы и эмоции».

«Как вам угодно, – отозвался Раковский. – В конце концов, это ваша гипотеза».

«Я допускаю, – сказал Дон, – что так называемая „загробная жизнь“ – не что иное, как коллективное подсознание всей человеческой расы».

На лицах присутствующих отразились различные реакции. Годфри Хед задумчиво поглаживал подбородок; Раковский слегка рассерженно моргал; пухлые губы Когсвелла скептически покривились; Келсо выглядел мрачновато и разочарованно.

«В таком случае вы недвусмысленно допускаете, что независимая загробная жизнь не существует!» – заключил Раковский.

Дон усмехнулся: «Я не ожидал аплодисментов».

Когсвелл обиженно произнес: «Ваша теория, в сущности, нелогична».

Усмешка Дона стала несколько натянутой: «Моя теория позволяет объяснить спиритуалистические явления, не прибегая к допущению бессмертия личности. Разве это не логично? Что мы пытаемся сделать? Обмануть себя? Или докопаться до истины независимо от того, насколько безрадостной она может оказаться?»

«Мы хотим узнать правду, разумеется! – отозвался Раковский. – Но пока что…»

Когсвелл прервал его: «Я продолжаю считать, что наилучшим объяснением является простейшее – таков, по меньшей мере, общепринятый принцип, а следовательно…»

Хед потерял терпение: «Давайте выслушаем господина Бервика до конца!»

Все не слишком дружелюбно повернулись к Дону.

Дон рассмеялся: «Любая теория, не позволяющая доказать существование загробной жизни, обречена навлечь на себя безжалостную критику. Все присутствующие неспособны проглотить и переварить наживку религиозной догмы – но при этом мы всё еще хотим верить в загробную жизнь. Именно поэтому мы занимаемся исследованиями такого рода. Мы пытаемся нечто доказать самим себе, а не опровергнуть какой-либо предрассудок. Сохранять беспристрастность очень трудно. Но если мы не будем беспристрастны, если мы не преодолеем внутренние позывы, мы не сможем называть себя учеными. Мы останемся мистиками».

«Продолжайте! – пробурчал Раковский. – Неплохо было бы познакомиться с более подробным обоснованием вашей теории».

«Наверное, ее лучше было бы называть гипотезой. Я делаю минимальное количество допущений, применяя по отношению к сверхъестественным явлениям те критерии, которые используются научными специалистами в других, традиционных областях. Мы не нуждаемся в оккультных предрассуждениях по поводу „смысла жизни“, „предопределенной цели эволюции“ или „бесконечности непознаваемого“. Мы можем подходить к поставленной задаче достойно – подобно тому, как уверенный в себе и уравновешенный исследователь объективно систематизирует множество полученных данных, а не так, как ведет себя смиренный приверженец мистической догмы, надеющийся на случайное „откровение“ или „разоблачение тайн“».

«Хорошо сказано! – проворчал Когсвелл. – Продолжайте».

«Одну минуту! – вмешался Годфри Хед. – Хотел бы сказать, что целиком и полностью согласен с господином Бервиком в одном отношении. Мне пришлось прочесть множество книг и статей, посвященных парапсихологическим явлениям, и во многих случаях я находил эти материалы тошнотворными. Существа из потустороннего мира постоянно выступают с высокопарными наставлениями типа „мне не позволено поведать больше, чем было сказано“ или „ты не готов постигнуть высшие истины“ или „ты все еще не переступил порог познания“… У меня всегда вызывал удивление и возмущение тот факт, что, будучи хранителями якобы неведомых истин, эти существа отказываются делиться своими знаниями».

«Бетти Уайт дала описание того, что называла „неограниченной вселенной“», – заметил Раковский.

Хед кивнул: «Совершенно верно – но при этом она использовала нарочито усложненную терминологию и принципы, которые, как она заверила господина Уайта, с огромным трудом поддавались пониманию – причем господин Уайт не преминул послушно подтвердить непостижимость этих принципов. А на самом деле они не так уж непостижимы. Когда господин Уайт задавал вопросы о вещах, которые, по мнению Бетти, ему не следовало знать, она упрекала его и советовала не отклоняться от обсуждаемой темы… Прошу меня извинить за отступление. Но для спиритуалистических текстов характерны недосказанности, всегда приводившие меня в отчаяние».