Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

Дон рассмеялся: «Хорошо вас понимаю! Но продолжим, однако. Что содержится в коллективном подсознании? Прежде всего – фактическая современная действительность: наши города, автомобили, самолеты, злободневные знаменитости. Во-вторых, воображаемые места и сцены, удаленные во времени, а также более или менее знакомые всем нам представления – о Царстве Небесном, о преисподней, о сказочных странах, об Изумрудном городе, о Древней Греции и Древнем Риме, о Таити, Париже, Москве и Северном полюсе. В-третьих, исторические знаменитости – точнее, стереотипные представления о них: Джордж Вашингтон с портрета работы Гилберта Стюарта, Авраам Линкольн, такой, каким он изображен на банкноте – однодолларовой или пятидолларовой? Не помню. В-четвертых – концепции, условности, символы расового подсознания, существенно отличающегося от коллективного общечеловеческого. Естественно, подсознание белых американцев – часть общего коллективного подсознания кавказской расы. В свою очередь, оно состоит из элементов меньшего объема. Подсознание калифорнийцев отличается от подсознания жителей Невады. Подсознание горожан Сан-Франциско отличается от подсознания жителей Лос-Анджелеса. Подсознание нас шестерых отличается от подсознания шести соседей. Таким образом, мы имеем дело с узорчатым ковром, сотканным из переплетающихся элементов. Издали оно выглядит однородным – коллективное подсознание рода человеческого. Чем внимательнее мы его рассматриваем, однако, тем более разнообразным оно становится – до тех пор, пока мы не сосредоточиваем внимание на подсознании индивидуального человека. Как только индивидуальный человек узнаёт о существовании той или иной личности, представление об этой личности занимает место в его подсознании. Чем больше людей осведомлены об этой личности, тем сильнее их ощущения, относящиеся к этой личности, тем ярче их коллективное представление о ней.

Частью коллективного подсознания становятся воображаемые явления – такие, как представления о призраках и феях. Суеверия и предрассудки усиливают эти представления до тех пор, пока, наконец, в определенных условиях даже тот, кто не подвержен влиянию суеверий, начинает видеть подобные воображаемые явления.

Когда человек умирает, яркое представление о его личности остается в умах близких и друзей. Их привязанность к этому человеку, в сочетании с верой в загробную жизнь, придает существенность памяти о нем, он психически материализуется, посылает сообщения и так далее. При этом не следует забывать, однако, что духовное представление, дух умершего – не более чем функция мышления живущих умов, помнящих покойного. Дух умершего говорит и ведет себя так, как говорил бы и вел бы себя в представлении тех, кто его помнит».

«Не спешите с выводами! – воскликнул Когсвелл. – Существует дюжина достоверно подтвержденных случаев явления дýхов, предоставлявших информацию, ранее неизвестную никому из живых свидетелей!»

Дон кивнул: «Я всего лишь предполагаю, что дýхи – будем называть их дýхами за неимением лучшего термина – действуют в соответствии с теми характеристиками, которыми их наделяют живые люди. Предположим, что некий Джон Смит – пренеприятнейший субъект, отличающийся десятками отвратительных тайных пороков. Никому это не известно. В глазах родственников и друзей он выглядит благожелательным и щедрым человеком. Джон Смит умирает, что вызывает всеобщую скорбь. В его честь воздвигают памятник; его дух посылает сообщения из потустороннего мира. Позволяют ли эти сообщения догадаться о тайных пороках Джона Смита? Нет! Они только подтверждают общее представление о его добродетелях».

Доктор Когсвелл содрогнулся: «Вы описываете ситуацию, настолько же невероятную и такую же отвратительную, как характер Джона Смита».

Годфри Хед усмехнулся: «Для доктора Когсвелла, по-видимому, „невероятное“ и „отвратительное“ – примерно одно и то же».

Когсвелл начал было возмущаться, но Дон поднял руку, призывая собеседников к спокойствию: «Мы должны удостовериться в объективности нашего подхода к парапсихологическим исследованиям. Если мы приступили к исследованиям только для того, чтобы найти подтверждение предрассуждениям и надеждам, нам лучше прекратить экспенименты и посещать церковь. Если мы хотим докопаться до истины…»

Когсвелл разозлился, его круглое лицо покраснело: «Вы предложили любопытную теорию, Бервик, но она слишком удобна для вас самих. Она неубедительна».

Раковский рассмеялся: «Не волнуйтесь, доктор. Идеи Бервика вполне убедительны – все, что он сказал, имеет смысл. Проблема в том, что его гипотеза не соответствует фактам».

«Фактам? – спросил Дон. – Каким фактам?»

Когсвелл дернул себя за подбородок: «Бетти Уайт дала всестороннее описание загробного существования. Подробности, о которых она сообщила… неопровержимы».

«Что ж, – пожал плечами Дон Бервик. – Не хотел бы бесконечно спорить на эту тему. Тем не менее, следует отметить одно обстоятельство, относящееся к ее „неограниченной вселенной“ – дух Бетти Уайт говорил с Уайтом, но в качестве идеализированной версии Бетти Уайт. Она описывала коллективное подсознание таким, каким его представляли себе только сам Уайт и его приятель Дарби».

«Должен признать, – заметил Раковский, – что существуют другие, не менее существенные описания загробной жизни, и что изобретательная теория Бервика позволяет объяснить многие детали этих описаний… Однако, подобно всем остальным теориям, она не может быть фактически подтверждена».

«Почему нет? – Дон поднялся на ноги. – Если человек желает изучить коллективное подсознательное представление о загробной жизни, как ему следует подойти к решению этой задачи?»

«Он должен умереть. Таков традиционный ответ на этот вопрос», – сказал Раковский.

«Ну хорошо, он умрет. Что дальше?»

«Он попадет туда, куда хотел попасть».

«Верно. Но в представлении тех, кто его знал, он останется таким, каким его помнят – со всеми слабостями, пороками и неприятными свойствами, которыми они его наделяют».

«Понимаю, к чему вы клоните, – кивнул Годфри Хед. – Для того, чтобы дух – назовем его духом – оптимально функционировал в так называемом „потустороннем мире“, его должны помнить как личность с оптимальными характеристиками».

«Вот именно! Влиятельным, умным, находчивым!»

Джина усмехнулась: «И любопытным – достаточно любопытным для того, чтобы стремиться к изучению загробной жизни. Кроме того, он должен быть наделен стремлением сообщать о своем опыте тем, кто остался в живых».

Доктор Когсвелл ударил кулаком по ладони: «Как насчет Гудини? Он обладал всеми упомянутыми свойствами. Он был хорошо известен. Но его дух никогда никому не являлся».