Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

«Существенное наблюдение, – согласился Дон. – Думаю, что это препятствие преодолимо. Как выглядел Гудини в коллективном подсознании? Какова была его репутация?»

«Несомненно, его представляли себе как умного и находчивого человека».

«Разумеется, – согласился Дон. – Но он был известен также, как глубоко убежденный скептик – именно Гудини утверждал, что спиритуализм – стопроцентное шарлатанство».

«Да, утверждал».

«Поэтому очень немногие ожидали бы возможности связаться с его духом. Общественность была взволнована скептицизмом Гудини. По сей день призрак Гудини бродит в потустороннем мире как вечное воплощение скептицизма, ни во что не верящее – даже в свое собственное существование».

Когсвелл взглянул на Дона Бервика с невольным восхищением: «Вам удалось выскользнуть из этой ловушки».

«Я не пытаюсь отвертеться с помощью словесной эквилибристики, – отозвался Дон. – Я пытаюсь продемонстрировать надежность моей гипотезы перед лицом возражений».

«Вам это еще не удалось. Что, в сущности, вы теперь намерены делать?»

«Хочу продолжать изучение потустороннего мира. Другими словами, хочу изучать коллективное подсознание. Несомненно, это связано с риском: в подсознании водятся всевозможные страшилища, драконы, демоны, телевизионные монстры – стереотипные представления об ужасах. Взаимодействие с этими феноменами может оказаться даже опасным. Я не хотел бы покидать этот мир слабаком».

«Дон!» – тихо воскликнула Джина.

«Покидать этот мир? Что вы имеете в виду? – спросил Раковский. – В традиционном смысле?»

«Нет-нет, боже упаси! – отозвался Дон. – Я не планирую самоубийство. Я имею в виду глубокое погружение в подсознание – под воздействием наркотика или каким-либо иным способом. Конечно, существуют методы умерщвления тела – таким образом, чтобы человек умер в юридическом смысле слова – с последующим оживлением. Доктор Когсвелл лучше понимает такие вещи, чем я».

Когсвелл осторожно выбирал слова: «Такие процессы известны – но они носят исключительно экспериментальный характер. До сих пор нам удавалось оживить после смерти только нескольких собак. Среди людей добровольцев не нашлось».

«Конечно, сначала мы воспользуемся не столь радикальными методами… – сказал Дон. – Кстати, желает ли кто-нибудь из присутствующих отправиться в такое странствие? Я сам вызвался только потому, что не хочу нести ответственность за других».

«Честь называться первопроходцем должна принадлежать вам, – заметил Годфри Хед. – По меньшей мере в том, что касается меня».

«Каков наилучший метод погружения в глубокий транс? Такой, при котором обмен веществ максимально замедляется и мозг практически бездействует?» – спросил Дон, обращаясь к доктору Когсвеллу.

«Таким требованиям удовлетворяет новое анестезирующее средство – колабризол».

«Вы не возражаете против его применения?»

«Нет никаких возражений. Когда вы хотели бы… покинуть этот мир? Я правильно выражаюсь?»

«Такая формулировка не хуже любой другой. Как вы думаете, мы могли бы подготовиться до следующей субботы?»

«В субботу я должен оперировать, – ответил доктор Когсвелл. – Эксперимент придется отложить до воскресенья».

«Хорошо – значит, в воскресенье».

Келсо вмешался: «Я чего-то не понимаю. Вы ожидаете, что вам удастся вспомнить после пробуждения то, что вы испытывали в состоянии наркотического транса?»

«Нет, – ответил Дон. – То, что я буду испытывать, должны будут сообщать „связные“ трех или четырех самых надежных медиумов – Айвали, Майрона Хогарта, господина Боза, госпожи Керр. Если мой дух сможет отделиться от плоти и странствовать в потустороннем мире, возможно, меня там заметят Кочамба, Молли Тугуд или Лью Ветцель. Надеюсь, что заметят».

«Любопытно!» – отозвался Келсо. «У вас не будет никакой возможности взять с собой фотоаппарат?» – с надеждой прибавил он.

«Если вы придумаете способ, позволяющий мне взять с собой камеру, я это сделаю».

Келсо безнадежно покачал головой. Доктор Когсвелл сказал: «Потребуются приготовления… Лучше всего проводить такой эксперимент в больнице. Но в таком случае может оказаться под угрозой моя профессиональная репутация…»

«В конечном счете наш фонд сможет приобрести необходимое оборудование, – сказал Дон. – Но пока что лучше всего проводить такие эксперименты здесь».

«Это связано с расходами», – напомнил доктор Когсвелл.

«С этим не будет проблем, – пообещал Дон. – Сколько бы это ни стоило».

В воскресенье, к одиннадцати часам утра, все было готово. В трех комнатах второго этажа, расслабившись в креслах, пытались установить контакт со своими «связными» Айвали Трембат, Майрон Хогарт и госпожа Керр. Вместе с ними там же находились Годфри Хед, Раковский и Том Уорд. Дон Бервик лежал на кушетке в гостиной; рядом сидела Джина. На груди, кистях и шее Дона закрепили датчики, позволявшие измерять объем и частоту дыхания, характеристики сердцебиения и кровяное давление с помощью установленных поблизости индикаторов. Доктор Когсвелл разложил на столе принадлежности: различные препараты, шприцы, кислородную маску с кислородным баллоном и флакон с анестезирующим средством. По такому случаю он нанял профессионального анестезиолога – озадаченную молодую женщину, которая никак не могла понять, почему здоровый человек хотел погрузиться в бессознательное состояние воскресным летним утром.

«Готовы?»

«Готовы».

Вивиан Холлси, сидевшая за коммуникационным пультом, подала сигналы тем, кто находился на втором этаже. Доктор Когсвелл сделал подкожную инъекцию анестезирующего препарата; его помощница надела на Дона кислородную маску.

Через пять минут Дон лежал неподвижно. Доктор Когсвелл сидел рядом, наблюдая за показаниями индикаторов основных процессов жизнедеятельности. Дон дышал медленно и неглубоко; частота его пульса и кровяное давление понизились.

Повернувшись к Джине, Вивиан Холлси скорчила гримасу, указав на потолок, и покачала головой. Айвали Трембат не могла установить связь с обычно отзывчивой Молли; Мари Козар, посредницей которой была госпожа Керр, куда-то удалилась по своим делам. Только Майрон Хогарт погрузился в спиритический транс. Он полулежал в кресле почти так же неподвижно, как Дон, его губы и пальцы подергивались.

Годфри Хед тихо, осторожно спросил Майрона: «Появился ли Ветцель? Ты можешь говорить с Ветцелем?»

Майрон Хогарт произнес что-то неразборчивое, полное шипящих и гортанных звуков, после чего рассмеялся беззаботным басовитым голосом: «Ты слышал? Это говорил индеец».

«Привет, Лью».

«Привет. Ты понял, чтó сказал индеец?»

«Нет, Лью. Боюсь, что не понял. Как там у вас дела, наверху?»