Артур Дойль - Капитан «Полярной звезды». Повести, рассказы

Пармес сказал, что заключил свой состав в перстень Тота. Я помнил это украшение. Массивный обруч, сделанный не из золота, а из более редкого и тяжелого металла, который добывают в копях на горе Харбал. Называется он платина. В платину, помнится, оправлен полый кристалл горного хрусталя, в него можно налить жидкость — довольно много капель. Пармес вряд ли скрыл свою тайну в металле перстня из одной только платины, таких в храме великое множество. Не вернее ли предположить, что эта бесценная жидкость запечатана в полость кристалла? Едва я пришел к этому заключению, как наткнулся в папирусах Пармеса на фразу, которая ясно подтверждала мою догадку: значит, какое-то количество его состава все еще существует на свете.

Но как найти перстень? Когда Пармеса готовили нести к бальзамировщику, на его руках перстня не было. Я специально расспросил тех, кто участвовал в процедуре. Не было его и среди вещей умершего жреца. Тщетно я обыскивал все комнаты и залы, где он работал или молился, тщетно заглядывал во все шкатулки и вазы, которые ему принадлежали, тщетно осматривал все его вещи. Я даже просеивал песок в пустыне в тех местах, где он любил прогуливаться; но как я ни бился, все мои труды были напрасны, перстень Тота исчез без следа. И все же мои усилия могли бы увенчаться успехом, не случись непредвиденной беды.

Египет воевал против гиксосов, и все наше войско с полководцами, лучниками и всадниками погибло в песках. Как саранча в засушливое лето, на нас напали кочевые племена. От пустыни Шур до великого Соленого озера что ни день лилась кровь, что ни ночь полыхали дома. Аварис служил оплотом Египту, но сдержать натиск варваров не удалось. Город пал. Правитель и его воины сложили головы, а меня и многих моих сограждан взяли в рабство.

Долгие годы пас я скот на великих равнинах Евфрата. Умер мой хозяин, состарился его сын, а я оставался по-прежнему неуязвимым для смерти. Наконец, бежав на быстроногом верблюде, я вернулся в Египет, захваченный и заселенный гиксосами. В стране правил их царь. Аварис, сожженный, лежал в руинах, а от великого храма Осириса остался лишь неказистый курган. Гробницы были разграблены, все памятники разрушены. От могилы Атмы не осталось и следа. Она исчезла в песках пустыни; исчезли и пальмы, по которым можно было определить место захоронения. Храм Тота и папирусы Пармеса либо погибли, либо, расхищенные, потерялись в далеких пустынях Сирии. Искать их было бесполезно.

С той поры я расстался с надеждами отыскать кольцо или же найти состав яда. И решил дожить отпущенные мне века, вооружась терпением, в ожидании, когда наконец эликсир прекратит свое действие. Как вам понять, что за страшная вещь время! Как понять это вам, знающим только узкий путь, который начинается от колыбели и кончается могилой. Я на себе испытал, что такое долголетие, проплыв по всему потоку истории человечества. Я был стар, когда пала Троя. Я был очень стар, когда в Мемфис приехал Геродот. Я был уже глубокий старец, когда миру был дан Новый Завет. Так я дожил до сегодняшнего дня, и в крови моей по-прежнему разлит проклятый эликсир, хранящий меня от того, чего я всею душою жажду. Теперь наконец мои страдания подошли к концу.

Я объездил все страны, я жил среди разных народов. Нет такого наречия, которого я бы не знал. Я выучил все языки мира, чтобы скоротать докучное время. Нет нужды говорить вам, как медленно оно текло: долгий рассвет современной цивилизации, страшное средневековье, мрачные времена варварства. Все это прожито, все позади. И все это время не было ни одной женщины, на которую я смотрел бы глазами любви. Атма знает — я остался ей верен.

По обыкновению, я прочитывал все, что писали ученые о Древнем Египте. Мое жизненное положение менялось: иногда мне сопутствовало богатство, иногда бедность, но я всегда изыскивал средства купить нужные мне журналы. Девять месяцев назад я был в Сан-Франциско и там прочел статью о раскопках в окрестностях Авариса. Сердце мое готово было разорваться от радости. Я прочел, что археологи принялись исследовать недавно найденные гробницы и одна из них оказалась не вскрыта. На ней обнаружена надпись, которая удостоверяет, что в саркофаге покоится дочь городского правителя, умершая при жизни фараона Тутмоса. Я прочел также, что при вскрытии саркофага в нем нашли платиновое кольцо с хрусталем. Оно лежало на груди погребенной. Вот куда Пармес спрятал кольцо Тота. Да, он справедливо утверждал, что кольцо неприкосновенно, ибо нет такого египтянина, который захотел бы запятнать себе душу святотатством. Египтянин никогда не осмелился бы даже сдвинуть крышку саркофага, в котором погребен его друг.

В тот же вечер я уехал из Сан-Франциско и через несколько недель был в Аварисе, если, конечно, руины и груды песка могут именоваться великим городом. Я поспешил к французам, которые вели раскопки, и осведомился о кольце. Оказалось, мумию и кольцо увезли в Каир, в Булакский музей. Я поехал в Булакский музей, но там мне объяснили, что саркофаг пароходом отправили во Францию, в Лувр. Я последовал в Лувр и здесь наконец обнаружил саркофаг с телом Атмы и кольцо, которое я искал почти четыре тысячелетия.

Но как завладеть ими? Случайно выяснилось, что музею требуется служитель. Я пошел к директору и убедил его, что обладаю обширными знаниями о Египте. В порыве нетерпения я наговорил ему много лишнего. Он заметил, что мне скорее подойдет профессорское кресло, нежели должность консьержа, так как ученость моя превосходит его. Лишь благодаря умышленным погрешностям я внушил ему мысль, что он переоценил мои познания. Таким образом я получил разрешение перенести свои вещи в эту комнату. Это первое и последнее мое ночное дежурство.

Такова моя история, мистер Ванситарт Смит. Человеку с вашим умом не понадобится дополнительного разъяснения. По странной случайности вы увидели сегодня ночью лицо женщины, которую я любил в те далекие времена. В витрине хранится много колец с хрусталем, и мне пришлось определять, которое из них платиновое. С первого взгляда на камень в оправе я понял, что в нем заключен яд и что теперь я наконец смогу избавиться от проклятого долголетия, которое для меня хуже самой дурной болезни.

Мне нечего больше добавить. Я высказался и облегчил себе душу. Вы можете предать мою историю огласке или, напротив, держать ее при себе, как вам будет угодно. За вами выбор. Должен я был хоть как-то загладить свою вину перед вами, ведь этой ночью вы были на волосок от гибели. Я был доведен до отчаяния и готов ко всему ради достижения своей цели. Если бы я заметил вас до того, как нашел кольцо, то вонзил бы клинок не раздумывая, и вы вряд ли смогли бы оказать мне сопротивление или позвать на помощь. Вот дверь. Она ведет на улицу Риволи. Спокойной ночи, прощайте.