Вацлав Кайдош - Барьер

«Ну, приятель, – подумал он, – куда твоим трубам против Артуровых!»

Он повернулся к Дракону.

– А что же нет вокруг твоей крепости рва?

– К чему? – глянул на него Дракон, – Кто посмеет или пожелает пробудить Мерлина?

«Да ведь он всего-навсего узколобая тварь, – возликовал про себя Ланселот, – и обязан властью своей лишь глупости подданных. Я одержу победу!»

Но вот они проехали громадные, обитые железом ворота, и Ланселот заставил коня своего идти дальше весьма необычно. Он покороче перехватил поводья и, натянув их крепко, пришпорил долгогривого скакуна. Конь – как в самом деле его называть? Верным товарищем Ланселота, другом, прошедшим с ним столько испытаний? – тотчас понял его замысел: медленно, одну за другой, с грохотом опустил он наземь все четыре свои мощные подковы, словно бы гордо, величаво вступая в крепость. А Ланселот в это время, устремив перед собой твердый взгляд, на самом-то деле ничего не видел, ибо все его внимание обратилось в слух. И по грохоту подков он понял, что никакой пустоты, никакой ямы за воротами нет.

«Может статься, ты и вправду грозный господин для этих твоих псов-убийц, – размышлял Ланселот, – но, поверь мне, слишком ты самонадеянный, чванный, а это тебе не сулит удачи. И я, кого называли неопытным воином, даже я, увидишь, убью тебя! На здоровье, приятель! Только отведи меня к Мерлину!»

И все же – до тех самых пор, пока не вылетел Ланселот из крепости кувырком, так что ноги его не касались земли,

– предстояли ему три весьма серьезных потрясения или победы – то есть три суровых доказательства именно того, что Ланселот существует.

Едва по знаку Дракона сошли они с коней своих, Ланселот оказался в кольце псов, кои, низко склонив головы в железных шлемах, неподвижно на него воззрились. Ланселот, рыцарь Артура, решив – с полным правом, – что это ловушка, взялся рукой за меч свой, и псы в железных шлемах тотчас отскочили назад. Ланселот усмехнулся, ему показалось забавным, что он, никогда никого пугать не желавший, сейчас, как видно, пробуждает страх.

– Все твои воины столь же трусливы?

– Нет… лишь встретясь с настоящим противником. Ты ведь только что расправился с их дружками – столько минут еще не прошло, сколько пальцев на руках моих.

– Что ж, на меня напали. Отошли-ка их прочь, они мне мешают. И трусость я не терплю, даже у собак.

– Ты бы должен понять их, – объяснял Дракон, шагая рядом, – Сейчас они рассмотрели тебя как следует, Ланселот.

– А зачем, позволь узнать?

– Затем, что непременно хотят убить тебя.

– Симпатичный народец.

– Поменьше обращай на них внимания. Это же трусы!

Я-то хочу спросить тебя о другом.

– Ну!

– Тебя, Ланселот, Артур воином воспитал, так?

– Так. Кем же еще мог я быть!

– Приметил я, как ты осматривался, вступая в крепость.

По-дилетантски было сработано, и, если хочешь, я покажу тебе все.

– Ты милостив, – засмеялся Ланселот. – Но то, что хотел видеть, я увидел.

Долго и тихо смотрел на Ланселота Дракон, затем встряхнул головой и опять помолчал.

– Скажи, – заговорил он наконец, – ты готовишься к осаде?

Ланселот явно желал проявить смирение, но ничего кроме вызывающей бешенство любезности, у него не вышло.

– Могу ли я даже помыслить о деле столь лестном тщеславию? Нет, мирская слава мне ни к чему. Веди меня к гробнице Мерлина, только о том и прошу тебя!

Дракон был в замешательстве. К такому поведению он не был привычен. Те заячьи душонки, рыцари – всего-то их наперечет, – не посмели даже искать его. Артур оказался храбр, но ограничен, потому и удалось его напугать: Артур радовался, что хоть ноги унес от Дракона. Но Ланселот держался иначе. Нелегко сие объяснить, а если мне и удастся, то уж очень трудно поверить: держался он вызывающе, то есть не так, как Артур, и не так, как Галахад

Безупречный. Дракон не был глуп и понял: Ланселот был воин другой. От героического, но струхнувшего Артура, от безмерно спокойного и целеустремленного Галахада его отличало то, что ни доблесть рыцарскую, ни «предков», ни

Дракона, ни даже жизнь свою не принимал он слишком всерьез.

– Пожелай я злоупотребить правом хозяина, должен бы заметить тебе: неправильно ведешь себя, Ланселот.

– Знаю, – отозвался Ланселот, – но это меня не тревожит. Что было, то было, что есть, то есть. И все! Как мне пройти к гробнице Мерлина?

– Да ведь мы и идем туда, – неторопливо проговорил

Дракон, – будь поспокойнее.

А псы Драконовы опять уже их окружили и глядели, обнажив мечи, сквозь опущенные забрала.

– Рабское племя, – оглядел их всех Ланселот, сурово оглядел, пристально, ведь от них зависела жизнь его, – Ни на выдумку, видать, не горазды, ни к верности не способны. А тогда чего они стоят? – Он с горячим удовлетворением наблюдал, что всякий раз, как он прикасался к мечу своему, псы Драконовы, уже кое-чему научившись, тотчас откатывались на несколько саженей, а вскоре и взгляда

Ланселотова не выдерживали: стоило ему поглядеть на них, спасались бегством.

– Трусливую шайку при себе держишь.

– О солдатах моих беседовать хочешь или увидеть

Мерлина?

– Увидеть Мерлина!

– Мерлин совсем не красив, Ланселот!

– Что мне до того!

– Ну что ж. Я отведу тебя к нему. Но ты обдумай. –

Глаза на закованной в чешую драконьей морде чуть не плача впивались в Ланселота, – Для тебя-то хорошо ль это будет?

– Тебе что за печаль? – Ланселот рассвирепел, а в такие минуты говорить с ним, право же, было трудно, – Либо он ждет меня, либо нет. Если ждет, я должен пройти к нему!

Если ж не меня ждет, и не я – Избранный Рыцарь…

– Тогда? – спросил Дракон, – Что будет тогда?

– Вот тогда и увидим. Тогда придется мне себе самому доказать, что Ланселот я. А до тех пор – верю, что я и есть тот, кто пробудит Мерлина.

– Смотри же! Вот он, Мерлин, и вот ты, Ланселот!

Дракон ввел Ланселота в огромный зал, где стояло огромное кресло, можно сказать, трон, и железные прутья в кулак толщиной закрывали этот зал от всего света.

– Гляди, – указал Дракон, – вон там он.

Ланселот остановился возле решетки и взволнованно смотрел на могучего седовласого мужа, простертого на огромном катафалке.

«Итак, я здесь. Артур не дошел сюда, это ясно, Галахад, тот, конечно, здесь был. Если теперь окликнуть его… Рыцарские правила и традиции гласят: тому лишь дано пробудить Мерлина к жизни, кто всю свою жизнь жил в чистоте. Никогда не был трусом. И женщины не коснулся, –

Опустил тут Ланселот голову и надолго погрузился в раздумье. Ибо честь-то его никогда не знала ни пятнышка, но вот женщины… – А еще в неписаных правилах сказано… –