Джон Райт - Золотая Трансцендентальность

… jack-booted Prussian discipline addicts and mass-minded meddling do-gooders.

То есть Helion разграничивает "армейскосапожных муштрозависимых" и "лезущих не в свои дела масс-доброхотов". Неточно у меня? Ещё как. Да вы на это гляньте:

"Yes. Obviously. And…?"

— Да, да, да, да. Ну?

Вырвать из контекста — и готово обличающее орудие. Или:

"Have they allowed someone like you to live again?!" — "Возродили ваше племя?!"

… which killed my horse — чей конокрад порвал Закатика!

… and boy, will we fix them — так починим, что костей не соберёт.

"Afloats use houses pretty roughly" — "Сырые живут небрежно."

Kill the damn thing, Phaethon — Фаэтон, убей это живо.

to stand still and let himself get fixed — подставлять бока под техобслуживание.

Фаэтон отломился от Дафны — Phaethon broke off his talk with Daphne. Я знаю, что "broke off" — прервал.

Мужчины за столом рассматривали Фаэтона так, будто по нему уже впору справлять тризну. | Phaethon saw that all the men around the table were staring at him as if he was doomed.

То есть Phaeton на самом деле — просто "обречён", да и томом ранее "улица" не "оказалась непроходимой дурой" — мостовая "turned out to be a low-grade moron". Ни намёка на мой изысканнейший каламбур.

"And on that day, rioters will topple the edifices of the thinking machines, rapists and looters will fulfill their dark fantasies, and blood, gushes of glorious blood, will run through the streets! Take note of my words!" | "И тогда мятеж обрушит зиккураты компьютеров, насильники, влекомые мечтой, разграбят всё, что не познают, а мостовые смоет кровь! Прелестная, ярая кровь! Попомни слово моё!"

Вольничал — всё равно ведь персонаж на одну реплику.

Рoint is moot — схоластика. Giant purple bugs — пурпурные клопищища. Drives were kept baffled and cold — простылые движки. Dark, stiff, dead (разом) — окоченевшее. Mocking fury — жажда высмеять вдребезги. Looming above — извысока. Captain chair — именно что "трон" капитанский. "Эпицентр вылета" — полностью моя выдумка, и да, знаю, что в миг вылета "эпицентр" станет просто центром. Ещё это я придумал проецируемый напрямую в разум текст (в первой главе) обрывать на полуслове, даже троеточием не оканчивая.

Its floating headdress стало "пернатым кокошником", и Utopia внутри чёрной дырочки обещана была отнюдь не "матрёшечная".

На этой ноте уместно отметить, что я, вообще-то, не за адаптацию. Нам ближе гораздо было бы передать "изношенные детские наряды, пересыпанные лавандой и сложенные в кедровый короб" как "заброшенные в чулан/на антресоли детские наряды", но так не сделал, несмотря на победу Консенсусной Эстетики — то есть как раз разнузданного разгула "перевода и адаптации". Маркони остался не Поповым, и Одиссей Четвёртый выбирал не между португальским и русским.

Проясню: считаю, как пример, уместным вольно использовать слова "первокурсник", "курсовая", "контрольная", "сочинение", "получил отлично", и даже "троечник" — но "получил пять"… Так не надо.

Я — за сохранение причудливостей культур, хотя бы и в сносках. Непорядочно скрывать от читателя, что, например, в таком-то языке не сердце, а печень исполняет метафорическую роль сосуда чувств. Да каждый раз, когда "печень" в переводе Гильгамеша заменяли "сердцем" [159] Изредка, отмечая подмену комментарием, да и исключительно заради стихотворного размера. , у меня печень печалилась. Ещё печень кровью обливается из-за приспособленцев, из-за которых ящиком Пандоры и жилой бочкой Диогена стали соответственно пифос и пифос.

Но любопытных вывертов американская культура, увы, нам не показала — только стук жестянок, к бамперу новобрачных привязанных.

(Отповедь адаптациям от словосочетания "японский бердыш" отдалена всего-то на 360 тысяч букв.)

Кстати, раз уж речь о Диогене зашла. Этот разговор:

— И папаня мне ничегошеньки не сказал! Какой же гад! Врун! Мы же с ним виделись, прямо перед ссылкой моей! Где честные? Покажите мне честного! Днём с огнём не сыщешь! Почему Фаэтонов так мало?

— Я, пожалуй, польщён.

был таков:

"And my dad did not tell me any of this when he spoke to me last, when I was going off to the wilderness to go save Phaethon! What a liar he is! Give me an honest man any day! Give me Phaethon!"

"Why, thank you."

Дословно:

"И мой отец не сказал мне ничего из этого, когда он говорил со мной в последний раз, когда я отправлялась в пустыню, чтобы спасти Фаэтона! Какой же он лжец! Дайте мне честного человека в любой день! Дайте мне Фаэтона!"

"Спасибо (примерно)"

Диоген, по преданию, с лампой в руках не мог найти "человека", а Diogenes-у же нужен был "honest man" — как и Дафне. Поэтому на эту историю у меня отсылает взятая не случайно идиома "днём с огнём". "Почему Фаэтонов так мало?" — моя выдумка, в сюжет ещё забавнее встраивающаяся, а так-то в подлиннике просто намекнули: Фаэтон, дескать, честный.

Честно: подлинный стиль подлинника вы у меня, может быть, и не найдёте. То есть я замечал, когда писано живописно, когда сказано шутливо — и повторял, живописно и шутливо, но несколько по-своему. Непонятно, как писать надо — но понимаешь, когда пишешь не так.

"Очень легко, — писал Гнедич, — украсить, а лучше сказать — подкрасить стих Гомера краскою нашей палитры, и он покажется щеголеватее, пышнее, лучше для нашего вкуса; но несравненно труднее сохранить его гомерическим, как он есть, ни хуже, ни лучше. Вот обязанность переводчика, и труд, кто его испытал, не легкий. Квинтилиан понимал его: facilius est plus facere, quam idem: легче сделать более, нежели то же."

Такого качества мне недостаёт, я по лёгкому пути пошёл. Но и Райт — не Гомер.

Показательно сличение стихов Шелли и переводов от Бальмонта, читая которые, по меткому выражению Чуковского, знакомишься с автором третьим: "Шельмонтом". Давайте рассудим, не получился ли… Нет, не сочетается смешно моя фамилия с фамилией Джона, не скажу. Авторское право я попрал. Как там с нарушениями авторских замыслов?

Бальмонт придаёт британскому поэту свою собственную размашистость жестов. Где у Шелли всего лишь один-единственный зимний сучок, там у Бальмонта широчайший пейзаж:

Средь чащи (!) елей (!) и берёз (!),

Кругом (!), куда (!) ни глянет (!) око (!),

Холодный (!) снег (!) поля (!) занёс (!).

Восклицательными знаками в скобках я отмечаю слова, которых у Шелли нет.

Такого — не делал. Строчек в моих стишках столько же, сколько в подлиннике (но не слогов), и ничего вроде не досочинял. Образы укоренены в его образах. Ладно, ладно, бывало: "кольцевой лесосплав гробов". И "эполеты — опахала" приписал. И почву Земли двадцать первой "приданным" охарактеризовал (обоснованно, впрочем — был там и "труд", и "платье".) И "бурлаческая скорость в две сотых световой" — это "буксир даже двух процентов скорости света не достиг."

Но вот:

Ни за что, например, не позволяет Бальмонт Уолту Уитмену говорить обыкновенным языком и упорно заменяет его простые слова архаическими, церковнославянскими.

Уитмен говорит, например, грудь. Бальмонт переводит лоно.

Уитмен говорит флаг. Бальмонт переводит стяг.

Уитмен говорит поднимаю. Бальмонт переводит подъемлю.