Джон Райт - Золотая Трансцендентальность

Вдруг — тишина. Энергозеркала гасли, одно за другим. Независимые отделы мышления пришли к одинаковому выводу. Бурлящие карты сошлись изображением. Все схемы, кроме одной, пропали за ненадобностью. Потухли все экраны — кроме того, что показывал середину Солнечной системы и указывал прямо в Солнце.

На зеркале около стола проявилось Солнце в разрезе. Триангуляция показала точку глубоко под поверхностью, у самого солнечного ядра, между водородным и гелиевым слоем. Глубже, чем когда-либо спускались зонды и батисферы Гелия.

Мужчины зашумели наперебой:

Аткинс:

— Да вы шутите-

Диомед:

— Ну и ну! Неуютное местечко! И просочились же как-то…

Фаэтон:

— Отчего я не догадался?! Очевидно же! Очевидно!

Аткинс:

— И чем прикажете бить того, кому и звёздное ядро нипочём?

Диомед:

— О, бедняга Фаэтон, не ведал он, что впереди…

Фаэтон:

— Оно напало на Отца. Подмешало течения в ядре как-то, устроило бурю, и наверное даже тот подрубленный отцом выброс в сторону Меркурианской станции направляло, чтобы Феникс взорвать. Очевидно же! Где ещё прятать звездолёт, со всеми его размерами, радиосигналами, сбросами, если не в звезде? Но как незамеченными пролетели?

Троица вернулась к разговору.

Аткинс Фаэтону:

— Поперёк плоскости планет нырнули, через южный полюс. Полюс для высадки — самое тихое место, а через северный лететь нельзя — там эти разумные пылевые вихри с лучу теплосброса присосались. Диспетчерская Служба нормальными маршрутами занята, она на полюса внимания мало отвлекает, если летит нечто, похожее на булыжник — разбираться особо не будет. В Солнце вообще много хлама падает, там со всей системы мусор скапливается.

Диомед Аткинсу:

— Ты же понимаешь, что никакой другой корабль не то что в системе, а, наверное, во всём мире не выдержит давления и пекла толщи Солнца? Увы тебе — на марше до врага преградой лёг закон. Я более Неоптолемом не являюсь, и потому больше не владелец — права на залог возвращаются отражению Неоптолема в Думе. Пойдёшь ли к нему на поклон, или, голодом ведомый, угонишь судно как пират? Сцепишься в судебной драке? И как, в конце концов, ты сохранишь секрет?

Фаэтон Диомеду:

— Секрет? Товарищ мой, в своём ли ты уме? Вот он, недруг! Поднимем силу Ойкумены без остатка! Секреты, тайны — тьфу! Пора трубить в рожок на каждой крыше! Погоди, на Нептуне пользуются крышами? Тогда так: пора гудеть глубоким эхом через многослойность тучную, зовы отражать пора с айсберга на айсберг под океаном жидкого метана!

Диомед (пряча улыбку) Фаэтону:

— Это только в операх Нептун такой. Ксантипп присочинял.

Аткинс Фаэтону (мрачно):

— И армия не так работает. Во-первых, сила Ойкумены уже без остатка поднята и… единолично с вами присутствует. А во-вторых, корабль экспроприировать не могу, скажите спасибо тупорылому Соглашению о Миролюбии, которому, если моё мнение интересно, давно пора на свалку истории. Кроме того, Софотек Ничто, или что там в Солнце прилетело, уже готовится нас встречать — он наверняка всё понял по последним воспоминаниям Ао Варматира.

Фаэтон (неохотно) Аткинсу:

— Призна́юсь, Маршал: последней передачи он не получал.

— Как? Объяснись.

— Сигналы выходят через дюзы главного двигателя, а я на время прикрыл дюзы кормовым щитом. Призрачные частицы не проникают через крисадамантий. Если бы проникали — Варматир бы сразу влез в поддоспешную программу, напрямую, не ожидая голого мыслеинтерфейса. Значит — щит надёжный, и сигнал корабля не покидал. А направление частиц восстановлено по рисунку их отражений от щита. Никто и Ничто не знает о нашем походе.

— Нашем?

Фаэтон глубоко вздохнул. Посмотрел на великий корабль, на могучую мечту, за ним стоя́щую. Посмотрел на оставляемое — на жену, отца, дом. Посмотрел на народ, желавший Фаэтона изгнать за желания. Посмотрел — есть ли перед таким народом хоть какой-нибудь долг?

— Маршал, скажите честно — есть ли у вас хоть один корабль, хоть что-нибудь, что доберётся до ядра средних размеров звезды? Оружие какое-нибудь? Можно ли чудовище выкурить, не записывая Феникса в войска?

— Пушка одна есть. Заряжается шестьдесят лет, и после выстрела разорвёт и Солнце, и всё его содержимое. Наверное. Разумеется, это вариант очень запасной.

— Значит, поход всё-таки "наш".

— Знаешь, я тебя в бой тащить не хочу. Почему бы-

— Нет. Из тебя "я" получился никудышный. Достойно управлять кораблём смогу только я, я настоящий, поэтому корабль к полёту подготовлю, но, — Фаэтон поднял ладонь, — в убийстве я участвовать не намерен! Спрячусь, как уже прятался — в собаке, например, или под кушеткой. До ристалища довезу, но дальше, Маршал, сражайтесь сами. Война — не моё ремесло, но сделаю, что должно. На жизнь у меня другие планы — как и на участь Феникса.

— Если сделаешь всё, что должен, я не против. Большего всё равно не жду, — отдавил Аткинс.

— Мне не по душе встревать, — поднял перст Диомед, — но официально кораблём мы не владеем. Для персонажа оперы отнятие чужого имущества для исполнения рыцарского, или надзорного долга выглядит уместно и благородно, как и кража при необходимости золотых рун, чужих жён, моторизированных повозок и общественных участков мыслительного пространства — но мы же не в опере.

— Угроза — настоящая, нужда — насущная, — ответил Аткинс. — Положим, корабль не наш. Предложения?

— Я бы корабль угнал, тут и вопросов быть не может! Но я всё-таки с Нептуна родом, и коли придёт от друга очерствитель памяти, или насильный хмелеватель — я сочту это озорством, а не воровством. Крохотное хулиганство целый мир наладить может. Просто я от вас такого не ожидал, думал, Внутренние и на миллиметр от закона не отступят. Вы что, обнептунились?

— Господа, это схоластика! — поднял ладонь Фаэтон. — Договор оставляет мне право заправлять корабль, когда и как я посчитаю нужным, если к тому подтолкнут обстоятельства. Я, как капитан, нахожу дозаправку необходимой. Пусть экипаж покинет борт, а я отправляюсь на испытательный полёт в толщу Солнца. Передай им.

Диомед заулыбался:

— Просишь соврать? Я вот думал, в нашу ноэтическую эпоху ложь давно вышла из моды.

— Обхитри их. Ты Нептунец или нет?

Диомед пошёл руководить массовой кочёвкой матросов. Человеческое тело Диомеда несказанно позабавило — оказывается, от него куски-представители не отрываются, и пришлось отправляться по делам самому — сначала пересечь мостик, потом идти на нижний обод центрифуги, где в транспортной купальне будет транспортный бассейн для телепроекций. Отправился бегом, прискаком, вприпрыжку — как ребятёнок. Впервые в жизни тело Диомеда умело бегать, скакать и прыгать.

Энергетические зеркала по левую и правую руки показывали предполётные хлопоты исполина — антиводород, для уравнивания развесовки, перекачивался из ячейки в ячейку, движок разогревался, в нужные места ставились укрепляющие распорки — от крохотных до великанских. Некоторые отсеки уходили в спячку, а иные были сплющены, или разобраны на части.