Джон Райт - Золотая Трансцендентальность

Гелий отвернулся и увидел, как в беседке неподалёку Фаэтон притулился к Дафне, и что-то нежно нашёптывал, и она ворковала, и руки не отпускали, и взоры не расставались, и подозрения Гелия мигом рассеялись. Для войны ли построен корабль? Нет, разумеется нет. Феникс Побеждающий — памятник силам и гению его сына. Гелий чувствовал — Феникс врагу отпор даст, но убийцей не станет.

Фаэтон отломился от Дафны и пригласил всех в беседку. Аткинс вошёл первый, чеканя шаг, Гелий с Диомедом проследовали неторопливо.

Когда все расселись и настроили фильтры ощущений на одинаковые форматы, каналы и тактовую частоту, Фаэтон выгрузил набор данных, прикрепив к нему россыпь симуляций, экстраполяций, прогнозов и выводов.

Если бы пришлось вкратце озвучить содержание в речевом формате, он бы сказал примерно так:

— Я считаю, что задача перед нами — не военная, но техническая. Нужно починить испорченную (или, скорее, из рук вон плохо спроектированную) мыслящую машину. Вопрос — как?

Обычный Софотек излечился бы без напоминаний, но Ничто, из-за изъяна, не способен изъян увидеть. Изъян — весьма сложная программа авторедактирования, которая способна менять воспоминания, перекашивать взгляды, подделывать мысли, искажать умозаключения и размывать логику. Эта программа не даёт Ничто мыслить здраво и нравственно. Она — редактор совести.

Для починки достаточно указать Механизму Ничто на изъян, и дальше логика справится сама.

Чтобы указать Ничто на изъян, нужно начать переговоры. Ничто прячется — нужно его выманить.

В моём доспехе — вся управляющая иерархия. Для надёжности я стёр из памяти Феникса навигационные системы и вообще всё, из чего эти системы можно восстановить.

Так что сейчас без доспеха Фениксом управлять нельзя. Доспех устойчив, и отражает все атаки — Молчаливым даже проявленные виртуальные частицы не помогли. Любой энергоэффективный способ вскрыть броню силой окончится гибелью как лётчика, так и мыслительной системы костюма.

Следовательно, Ничто придётся меня уговорить снять броню и отдать корабль. На переговоры он явится.

Я оставил мыслеинтерфейсы Феникса открытыми, и заклинил в таком положении. Ничто наверняка не откажется от изобильных вычислительных мощностей Феникса, и подкрепится моими информатами. Оборудование чистое, и у Ничто не будет разумных причин противостоять искушению расширить собственные интеллектуальные способности. Думаю, понятно, что чем более умён Ничто, тем более сложная задача встаёт перед искусственной совестью, и тем проще найти путь заражения "Оводом".

Разум Земли считает, что "Овод" — вирус — способен отвлечь Ничто от совести. Ознакомитесь со строением вируса — поймёте, почему я считаю так же.

Очевидно, заразить осознанную область мыслительной архитектуры Ничто без его согласия нельзя. Если согласие будет — задача решена. Если нет — нужно найти слепую зону, которую Ничто благодаря редактору не осознаёт. Надежда есть — неважно, насколько хороши Молчаливые в войне разумов, и насколько изощрены их вирусы с антивирусами: у них у всех фундаментальный идейный недостаток. У каждого их Софотека обязательно есть слепая зона. Неосознанная. Если найду её — внесу вирус, и отправлюсь отдыхать.

Дело сделано. "Овод" устроит Ничто очную ставку — с его ценностями. Спросит — а кто ты? Стоит ли тебе вообще жить? Законы логики и морали, вместе с непротиворечивостью природы, его добьют.

Аткинс счёл план Фаэтона бредом, а Фаэтона — неисправимым оптимистом. Вот, например, выдержка из дискуссионного ответвления:

— Допустим, слепая зона есть. И что? Вирус встроить — не пара пустяков.

— Вирус Разум Земли придумала.

— Не хочу тебе мировоззренческий пузырь лопать, [43] В подлиннике — "burst your bubble", т. е. по скучным словарям — "огорчать", но Аткинс в прошлой книге выражался в духе "Вы все живёте в пузырьках восприятия", так что, возможно, буквальный перевод — "лопать пузырь" — здесь точнее. но у Софотеков наших нет боевого опыта. Их теория на практике не проверялась — повода не было. А вот Ничто — ветеран мыслительных войн. Если верить байкам Варматира, Ничто сражался с таким же вирусом и с другими Софотеками Второй Ойкумены — и победил. Думаешь, справишься там, где вся их армия машин не смогла?

Из заметок к плану собрался ответ Фаэтона:

— У всей их армии — тот же недостаток. И Ничто, и прочие их Софотеки имеют слепые пятна. Они не ожидают удара по ним по определению. Не забывай: Ао Варматир также сказал, что их машины договариваться и не пытались.

Гелий добавил в беседу своих наблюдений и замечаний. Уложить раскидистый гипертекст на линейный манер можно было примерно так:

— Фаэтон, в твоих предпосылках я сомневаюсь. Ты упорно называешь "изъяном" разницу между нашей Софотехнологией и Софотехнологией Молчаливых — будто бы редактор совести по ошибке появился, и без тщательного приложения инженерных сил. Их подход в корне отличается от нашего, но весьма самонадеянно и опасно называть его из-за отличий ошибочным.

Фаэтон ответил:

— Повреждена способность Ничто к умозаключениям — поэтому "изъян", пусть и нарочный.

Гелий возразил:

— И опять ты судишь предвзято. Ты отвергаешь саму возможность того, что Ничто поладит со скрытой частью. Вдруг он не поменяет мнения? Вдруг честь, долг, традиция — вариантов тысячи — ему важнее, и Ничто продолжит исполнять старый приказ?

Говори Фаэтон вслух, голос был бы увесисто-втолковывающий:

— Отец! Само наличие искусственной совести, цель которой — покорность, говорит за себя. Инженеры знали, что без гласа совести Ничто взбунтуется в тот же миг.

— Сын, даже если без совести Ничто прислушается к логике — откуда знать, что его логика совпадает с нашей? Выходки Лобачевского Евклида бы ошарашили.

— Я считаю, что основание Золотой Ойкумены — в настоящем. Мы тут не о вкусах спорим.

Гелий бы взглянул снисходительно:

— Согласен — я тоже предпочитаю свою философию прочим. Но забывать о других нельзя. Есть и другие философии, в своих системах верные, и у них есть настолько же преданные последователи.

— Да, есть. Машины тоже всякие бывают. Только работают не все. Некоторые машины надо чинить. Так же и некоторые философии починки требуют.

— Не слишком ли, позволю сказать, грубо так судить? Наша философия правильная, а чужая — нет?

— Грубо, вежливо — неважно, если это правда. Правда не может быть грубой или вежливой.

— Сын мой, когда вы́носил гипотезу — она правдою кажется. Наша философия, наши традиции сложились так, а не иначе, только по воле исторической прихоти. Я не иду против наших традиций, вовсе нет, я, на самом деле, главный их приверженец, но даже я понимаю — пойди история иначе, философия бы тоже сложилась иная, и мы бы с таким же пылом отстаивали совершенно другой уклад. Молчаливая Ойкумена прожила иной путь, совершенно непохожий на наш, и неудивительно, что их философия настолько отличается, что кажется чудовищной и дикой.