Джон Райт - Золотая Трансцендентальность

Фаэтон посмотрел на Дафну:

— Что насчёт тебя?

Дафна заморгала, улыбнулась:

— Я в тебя верю.

— Спасибо, — улыбнулся Фаэтон в ответ. — Но в слова мои ты веришь?

Дафна ненадолго задумалась:

— Если настоящий мир — настоящий, если вселенная непротиворечива, а мораль — объективна, тогда достаточно развитые разумы придут к одинаковым выводам, и в таком случае ты проиграть не сможешь. Если же настоящий мир, наоборот, субъективен — то и поражение неизбежно.

Дорогой, ты участвуешь в пари. Философском пари, которое со Второй Ментальной Структуры и до наших дней не разрешилось. Никто не знает природы мира. Мир всегда больше изучающих его умов.

Стоит ли рисковать? Как пойдёт привычная война, Аткинс уже рассказал. Я бы на твоём месте рискнула. Но зачем спрашиваешь? Ты-то уже решил.

— Я не рисковать решил. Где тут риск? "Настоящий ли настоящий мир?" Ещё бы. Тавтология это. А равно А.

Подчёркивая очевидность, Фаэтон бы и руками развёл, но к строчкам отдела для жестовых файлов не прилагалось.

Гелий ответил:

— Сын, ты к чему ведёшь? Хочешь сказать, Разум Земли считает нравственность объективной? Это не секрет, она своих взглядов не скрывала. Ну и что? Ты ссылаешься на её авторитет. Неубедительно. У тебя пока даже родных убедить не выходит — а рассчитываешь ты переспорить совершенно чуждый нам механизм.

— А выложи-ка свои доводы, — предложил Аткинс, — то, чем "Овода" зарядишь. Мы взглянем. Если заряд весомый — валяй, пали. Не то что бы у меня выбор был — Кшатриманью Хан и Парламент приказали всецело поддерживать ваше начинание. Без помощи Гелия, впрочем, у этого весьма сомнительного предприятия вообще никаких шансов нет. Мы с ним сядем в диспетчерской Массива и будем метеорологическими навигаторами. Так вот, давай послушаем. Не бойся, если нас не убедит — это ещё не конец. Софотеки же иначе мыслят, так?

В Средней Виртуальности возник весьма раскидистый философский файл — тысячами делились предсказанные Софотеком Радамантом разговорные разветвления, предсказывая и сводя на нет любое сочетание противоположных доводов. Были сотни определений, примеров, и перекрёстный словарь метафор и подобий.

Схема доказательства звучала так:

Аксиомы:

Если утверждение "Истины нет" истинно — оно ложно.

Также никто не может утверждать, что он видел, что всё, что он видел — наваждение.

Также нельзя осознать, что себя не осознаёшь.

Также нельзя установить фактом, что фактов нет, и подлинных объектов нет.

Если утверждается, что события проходят без причин и без следствий — причин такому утверждению нет, и к следствию оно не ведёт.

Если некто отрицает свою волю, то отрицает он её неосознанно, и потому на самом деле так не думает.

Потому — несомненно есть проявления воли, и исполняют их существа с волей.

Воля выбирает цели и средства. Сам по себе выбор цели подразумевает, что её до́лжно достигнуть. Вредно выбирать средство, уничтожающее цель; чего сделать нельзя, того делать не стоит. Саморазрушение рушит все цели, все исходы, все назначения: саморазрушения, следовательно, до́лжно не искать.

Акт выбора целей и средств — волевой. Волевое существо по одному только вожделению цели не может заявлять о её необходимости — ибо некоторые цели саморазрушительны, и не заслуживают выбора.

Субъективные стандарты можно изменить волевым усилием — потому они по определению не могут считаться стандартами. Только неизменные стандарты могут служить стандартами перемен стандартов субъективных.

Следовательно, средства и цели до́лжно ставить без субъективности, прикладывая некий объективный стандарт. Объективность стандарта требует хотя бы одинакового его применения одновременно и к себе, и к другим.

Поэтому — так как себе вредить нельзя, то и другим — тоже; следовательно, и желать вреда нельзя; следовательно, вредных для других поступков — убийств, угонов, воровства, прочего — совершать нельзя и желать тоже нельзя. Остальные правила морали на этом зиждутся и отсюда же выводятся.

Гелий от текста отмахнулся:

— Я это написал. Ни к чему перечитывать.

— То есть вы сами себе не верите? — настороженно взглянула Дафна.

Теперь и Гелий развёл руки:

— Я верю, я убеждён — но потому, что родом из культуры развитой и ценящей науку, и сам логику высоко ценю. Софотека такое убедит — Софотеки создания безукоризненно логичные. Про Вторую Ойкумену так сказать нельзя. Они, судя по всему, рациональность ни во что не ставили, их машины доводы воспринимать не запрограммированы, и убеждать их бесполезно. Так я считаю. Логику придумали люди — и люди могут о ней позабыть.

— А Софотеки — не могут, — ответил Фаэтон, на что Аткинс возразил:

— Это не диспут, а игра в слова, как по мне. Я обычный человек — и то могу дюжину дырок указать и в пух и прах разнести определения за размытость. Софотек же миллионы исключений придумает, миллион доказательств, что вот в данной ситуации вы неправы.

Гелий похолодел:

— Капитан, вы только со схемой ознакомились. За ней — тома споров, уточнений и определений. Там противоречий нет. Соглашаетесь с частью — соглашаетесь с целым, и впредь изучайте вопрос, прежде чем выводы делать.

— Не в этом дело. Фаэтон впереди видит сеанс техобслуживания, а вы будто на собрание дискуссионного клуба собираетесь, где первый, кто установленные правила логики нарушит, промашку сам поймёт и раскланяется учтиво. Бред сивой кобылы это, поймите. Враг не будет под техобслуживание бока подставлять и не будет он принимать правила, грозящие поражением.

— Я не считаю его безоговорочно врагом, — сказал Фаэтон. — Оно может быть безвинной жертвой Молчаливого безумия. Оно не ведает, что творит. Оно сломано — а я его налажу, и когда оно узнает, что все его знания — ложь, оно пуще нас захочет узнать о себе правду. Все любопытны — что о себе скрыто, то жаждешь узнать.

Аткинс ответил:

— Ты ему свои желания приписываешь. Не для каждого истина важнее всего.

— Ты тоже ему свои желания приписываешь. Не для каждого победа важнее всего.

— Для выживших — важнее.

— Для Софотеков — нет.

Аткинс голосом потяжелел:

— Ты же сам расписываешь, какой он не Софотек. Оно не самоосознаётся до конца, и далеко только не логику слушает. Как оно думает — неизвестно. Ты не знаешь. Никто не знает.

— Я знаю одно, и в этом несокрушимо уверен. Природа не терпит противоречий. Такова её суть. Не может часть мира противоречить другой, не может она быть и не быть настоящей. Не может мысль противоречить другой, быть и не быть настоящей. Не может желание противоречить другому, быть и не быть удовлетворённым.