Алистер Лоуренс - Соната лунной принцессы [СИ]

Дыхание девушки сделалось поверхностным.

— Дорогая, в груди не болит?

— Немного.

— Попробуй вдохнуть, как можно глубже, насколько сможешь.

— Больно. Не могу…

Так я и думал. Ребра сломаны. Что ж, надеюсь, легкие целы. Помощи-то ждать неоткуда.

— Нам надо идти. Скажи, если станет хуже, я могу понести тебя. — Не знаю, насколько реально сказанное мной, мое тело пострадало немногим меньше, и все туловище пекло и ныло, голова гудела, а в висках кровь пульсировала так, будто вот-вот вырвется наружу прямо через уши. Признаки сотрясения мозга налицо. Но на отдых не приходилось рассчитывать.

— Нет, я в порядке. Пойдем. — Лиз с трудом поднялась на ноги, держась руками за живот.

Вскоре, мы покинули станцию, спустившись на пути по стремянке, приставленной к краю платформы, к нашему удивлению и радости. Сперва я хотел взять ее с собой, но это показалось мне необдуманным шагом. Идти предстоит довольно долго, а нести за собой нелегкую лестницу — не рационально. Нужно беречь силы. Они наверняка еще понадобятся.

— Аккуратно, впереди шпалы. — Пути не везде разобрали до конца.

По шпалам идти стало куда труднее, и до полуночи, с перерывами, раз от раза все большими, нам не удалось пройти и километра, до технического перегона «М-10», там могли остаться списанные вагоны, где можно было бы заночевать.

Особенно сказывалась усталость на Элизабет. Она то и дело оступалась, едва оставаясь в сознании.

Эх, сейчас бы не помешала свечка или что-то вроде керосиновой лампы. Было бы огромным везением найти хоть какую-нибудь полезную вещицу.

— Лизи, осталось совсем немного… Еще чуть-чуть. — Подбадривал я, как только мог. — Еще немного, чуть-чуть осталось. Потерпи, дорогая. — Бормотал я без перерыва.

Элизабет только молчала в ответ, тяжело дыша и покашливая время от времени. Очевидно, силы оставляли ее. Сам я, впрочем, тоже едва держался на ногах.

— Дойдем до перегона и сможем поспать в мягком вагоне. Мне друг рассказывал — раньше списанные вагоны оставляли на рельсах на случай поражения в войне с ану и вынужденной эвакуации людей под землю. Теперь они так и стоят, никому не нужные. Представляешь? Наверняка, там даже остались кое-какие запасы воды и еды. Вот бы нам повезло обнаружить консервы, они же не пропадают сотни лет. Это какая-то особая партия военных. Неприкосновенный запас. Да-да, он так и говорил. Даже сам лично видел, если не врет. А он — человек слова. — И так, говорил я до тех пор, пока, наконец, в половине второго ночи тоннель, наконец, закончился.

— Лиз! Мы победили. Мы на месте! — Едва не вскрикнул от радости, позабыв на мгновение про нестерпимую боль и усталость. — Этот чертов тоннель пропустил нас…

— Да… Мы молодцы… — Еле слышно ответила Лиз.

Неосвещенный перегон оказался велик, так что тусклого света скромного фонарика не хватало, чтобы понять, где же конец.

Вагоны, действительно, все еще стояли всеми забытые, но — самые обычные, серые, но зато — с мягкими сиденьями. Раздвижные двери и все металлические детали, кроме массивного корпуса, растащили то ли при закрытии, то ли уже позднее постарались черные археологи, так что попасть внутрь не составляло большого труда.

Уложив Лиз спать в один из вагонов, я отправился странствовать в поисках чего-то нужного. Еда, воды, фонари, да хоть что-то же должно заваляться.

Никаких консервов и прочих военных резервов, естественно, нигде не оказалось. Если они и были на самом деле — их давно разворовали бы диггеры из красной и желтой зоны. Когда объект утратил важность — про него все забыли, кроме любителей легкой наживы, само собой. Единственное, что осталось — так это вода в пластиковой таре, ее тут целое множество, бери, не хочу. Прихватив несколько бутылок, вернулся к Лиз.

Девушка не спала, ее знобило.

— Мне холодно и страшно… — Прошептала она.

— Вот, попей. — Я помог приподняться ей и поднес к губам воду. Лизи сделала несколько глотков и сильно закашлялась.

— Пей-пей. — Обезвоживание не сулит ничего хорошего. — Организму нужна вода.

— Не хочу… больше… — Девушка вновь приняла лежачее положение.

— Тогда поспи. Тебе нужен отдых. Травмы не смертельные. Все хорошо. Боль отступит. Ты обязательно поправишься. — Опустился на колени и обнял ее, пытаясь согреть своим телом, тут вспомнил про обшивку и ею укрыл туловище Лизи (на ноги не хватило) и от усталости повалился на пол.

Сон не шел в голову. Боль все нарастала, отступив лишь к утру, когда сон и усталость побороли ее. Руки и ноги закоченели, а нутро будто горело огнем изнутри, несмотря на сырость и холод вокруг. Состояние не из приятных. Я не мог ни думать, ни шевелиться, настолько сильной была боль.

Утренний сон оказался некрепким и недолгим.

— Эй! — Проснулся я от детского голоса. — Ты кто такой? — Я открыл глаза и огляделся. В вагоне перед нами стоял мальчик лет десяти на вид, весь перепачканный, словно трубочист, и светил фонариком то на меня, то на спящую Лиз.

Парнишка показался мне невысоким, ниже сверстников с поверхности примерно на полголовы. Его лицо было вытянутым и несколько нескладным, наверное, виной тому послужила его сильная худоба. Щеки впали, а голубые глаза казались неестественно большими. Мальчишка продрог и от того, наверное, забавно шмыгал носом.

Оно и неудивительно. Из одежды мне удалось разглядеть только тонкие серые брюки, порванные выше колена, да некое подобие рубахи. Вместо обуви ступни обвивали только тряпки и привязанные к ним сплюснутые пластиковые бутылки вместо подошвы.

— А ты кто? — Ответил вопросом на вопрос.

— Это мой вагон. — Юнец не унимался. — Я тут хозяин! — Произнеся последние слова, топнул маленькой детской ножкой, скорее для показухи, нежели из злости.

— Хорошо-хорошо, не кипятись. Мы путники… Мы пришли оттуда. — Указал в сторону тоннеля.

— Я уже не маленький. — Мальчик нахмурил брови. — Папа говорит, что оттуда не возвращаются.

— По-своему он прав. Там… плохое место. — Я попытался встать, но лишь тяжело упал обратно на пол, свернувшись от боли в позу эмбриона, издавая глухие стоны время от времени.

— Тебе больно? Тебе нужен врач. — Продолжил он. — Вас что, били?

Юнец подошел поближе, видимо немного осмелел.

— Рэт? — Мое весьма звонкое и неуклюжее падение разбудило Элизабет.

— Все хорошо… — Прохрипел я, все-таки усевшись на полу и облокотившись на пластмассовый поручень.

— Вы пришли из тоннеля? Папа нам запретил ходить туда. — На чумазом лице проступило плохо скрываемое детское любопытство.

— Какой хороший папа. И правильно. Слушайся его и никогда не ходи туда! Там плохое место! — Я погрозил мальчишке пальцем.

— А где твой папа? Неужели ты один здесь? — Сонно спросила Лиз, с трудом приведя себя в сидячее положение.