Джастин Кронин - Город зеркал. Том 1 [litres]

– Снег идет, – сказала она с такой интонацией, будто это была самая удивительная вещь в мире.

И снова закрыла глаза. Я снял с нее очки и туфли, накрыл ее одеялом и погасил свет. У окна стояло огромное мягкое кресло, в котором я любил сидеть, читая. Я сел и стал ждать в темноте, что же произойдет дальше.

Я проснулся через какое-то время. Посмотрел на часы, было почти два часа ночи. Я подошел к Лиз и положил ладонь ей на лоб. Прохладный – наверное, худшее миновало.

Ее глаза открылись. Она опасливо огляделась, будто не до конца понимая, где она.

– Как себя чувствуешь? – спросил я.

Она ответила не сразу.

– Наверное, получше. Извини, что тебя напугала.

– Ничего страшного, абсолютно.

– Иногда так случается, но потом проходит. Как я понимаю, до того раза, когда не пройдет.

Ответить на это мне было нечего.

– Давай я тебе воды принесу.

Я дошел до ванной, налил в стакан воды и принес ей. Она оторвала голову от подушки и немного отпила.

– У меня очень странный сон был, – сказала она. – От химиотерапии такое бывает. Эта штука не хуже ЛСД вштыривает. Я думала, всё уже кончилось, но нет.

Мне пришла в голову мысль.

– У меня для тебя подарок.

– Правда?

– Подожди.

Я хранил ее очки в ящике стола. Достав их, я вернулся в спальню и положил ей в руки. Она долго глядела на них.

– Я-то всё думала, когда ты появишься, чтобы отдать их.

– Мне нравится их иногда надевать.

– А вот тут я уже ничего не понимаю. Я просто потрясена.

Она тихо заплакала. Потом подняла взгляд и посмотрела мне в глаза.

– Ты не единственный, кто всё испортил, знаешь?

– Лиз?

Она протянула руку и коснулась моей щеки.

– Смешно. Можешь всю жизнь прожить и внезапно понять, что сделал это совершенно неправильно.

Я сплел свои пальцы с ее пальцами. Снаружи снег падал на спящий город.

– Тебе надо бы поцеловать меня, – сказала она.

– А ты этого хочешь?

– Думаю, это самые глупые слова из всех, какие ты когда-либо говорил.

Я сделал это. Я прижался ртом к ее рту. Это был мягкий, нежный поцелуй – наверное, можно его назвать умиротворяющим – тем, от которого весь мир вокруг исчезает, от которого всё время начинает кружиться лишь вокруг него. Бесконечность, заключенная в мгновении, дыхание творения, касающееся темных вод.

– Я должен остановиться, – сказал я.

– Нет, не должен. – Она начала расстегивать блузку. –  Только будь со мной поаккуратнее. Я, типа, хрупкая, сам понимаешь.

21

И мы стали любовниками. Не думаю, что до того я когда-либо понимал истинное значение этого слова. Я не имею в виду просто секс, хотя было и это – неспешный, филигранный, такая разновидность страсти, о существовании которой я никогда не знал. Я имею в виду то, что мы жили полной жизнью, настолько, насколько на это могут быть способны два человека, чувствующие абсолютную правильность того, что делают. Мы выходили из квартиры лишь затем, чтобы прогуляться. После снегопада стало очень холодно, и белизна сковала город. Мы ни разу не произнесли имени Джонаса. Не то чтобы мы избегали этой темы, она просто перестала иметь для нас значение.

Мы оба понимали, что со временем ей придется вернуться. Она не могла просто так перевернуть свою жизнь. А я не мог себе представить, что мы расстанемся хоть на минуту из тех, что ей остались. Наверное, она чувствовала то же самое. Я хотел быть рядом, когда это произойдет. Я хотел касаться ее, держать ее за руку, говорить ей, как я люблю ее, когда она будет уходить.

Как-то утром, через неделю после Рождества, я проснулся и понял, что я в кровати один. Я нашел ее на кухне. Она пила чай. Я знал, что она собирается мне сказать.

– Я должна вернуться.

– Я знаю, – ответил я. – Куда?

– Сначала в Гринвич. Моя мама уже, наверное, беспокоится. Затем, полагаю, в Бостон.

Ей больше не требовалось ничего говорить, всё и так было ясно. Джонас скоро вернется домой.

– Я понимаю, – сказал я.

Мы взяли такси и поехали на Центральный вокзал. С момента ее заявления мы едва перекинулись парой слов. У меня было ощущение, что я стою перед расстрельной командой. Будь отважен, сказал я себе. Будь мужчиной, который стоит прямо, с открытыми глазами, глядя на направленные на него дула.

Объявили ее поезд. Мы дошли до платформы. Она обняла меня и начала плакать.

– Я не хочу этого делать, – сказала она.

– Тогда не делай. Не садись в поезд.

Я ощутил ее нерешительность. Даже не в словах. Я ощутил это в ее теле. Она просто не могла заставить себя уехать.

– Я должна.

– Почему?

– Я не знаю.

Мимо спешно шли люди. Затрещал динамик над головой. «Заканчивается посадка на Нью-Хэйвен, Бриджпорт, Вестпорт, Нью-Канаан, Гринвич…»

Дверь начала закрываться, скоро ее закроют на запор.

– Тогда возвращайся. Сделай то, что должна сделать, и потом возвращайся. Мы можем куда-нибудь уехать.

– Куда?

– В Италию, Грецию. На остров в Тихом океане. Куда-нибудь, где нас никто не найдет.

– Хотелось бы.

– Скажи «да».

Застывшее мгновение. И она кивнула, уткнувшись в меня.

– Да.

Мое сердце воспряло.

– Сколько тебе надо времени, чтобы уладить дела?

– Неделя. Нет, две.

– Сделай это за десять дней. Встретимся здесь, под часами. Я всё приготовлю.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Наверное, с самого начала любила.

– А я даже до того тебя любил.

Последний поцелуй, и она зашла в поезд. Развернулась и снова обняла меня.

– Десять дней, – сказала она.

Я стал готовиться. Было несколько вещей, которые надо было сделать. Спешно написал письмо декану с просьбой об отпуске за свой счет. Меня уже не будет здесь, чтобы узнать, удовлетворили ли мою просьбу, но меня это не особенно волновало. Своей жизни за пределами ближайших шести месяцев я не представлял.

Я позвонил другу-онкологу. Объяснил ситуацию, и он описал мне, что произойдет. Да, будет и боль, но по большей части – медленное угасание.

– Это не то, с чем ты справишься в одиночку, – сказал он. Когда я ничего не ответил, он вздохнул. – Позвони, дам рецепт.

– На что?

– На морфий. Это поможет.

Он помолчал.

– Знаешь, под конец людям выпадает больше страданий, чем они могут вынести, если честно.

Я сказал, что понял его, и поблагодарил его. Куда нам отправиться? Я читал статью в «Таймс» про остров в Эгейском море, где половина населения доживала до ста. Этому не было четкого научного объяснения, жители, по большей части пастухи, просто воспринимали это как данность. «Время здесь течет по-другому», – сказал один из них в разговоре с журналистом. Я купил два билета в первом классе до Афин, нашел в интернете расписание паромов. Паром ходил на остров лишь раз в неделю. Нам придется два дня ждать в Афинах, но есть в мире места и похуже. Мы сможем посетить храмы, великие неуничтожимые памятники утерянного мира, а затем исчезнем.