Николай Равич - Бактриана [Затерянные миры. Т. XXII]

Сопротивляться этому Энвер не в состоянии, потому что средства для ведения военных действий он получает от бывшего эмира. Последний сидит в Афганистане и через своих агентов внимательно наблюдает за тем, чтобы его наемник не выходил из повиновения.

Имам Назар-бек — перс. Верхний кушбеги — высшее лицо в государстве, в отсутствие эмира полноправно управляющее страной, — по традиции должно быть персидского происхождения.

В долине Заравшана, именуемой Бухарой, — наследницей древней Согдианы, завоеванной великим Кутейба, — персы из рабов превратились в вольноотпущенников, из вольноотпущенников — в чиновников, в необходимых советников правящей династии Мангыт, преемницы Аштарханидов. Это они внушили эмиру мысль, что чиновники не должны получать жалованье от государства. Коротконогие, толстые, мечтательные люди, воспитанные на наследии великой поэтической культуры, разводили розы на новой земле, создавая невиданную в истории систему эксплуатации народов, поселившихся на территории Бухары. Узбеки, киргизы, туркмены, таджики, гальча, афганцы, хазарейцы, арабы, евреи, цыгане и индусы — одинаково стонали под бременем налогов, пряча жен и дочерей от жадных глаз аксакала.

Роскошь и абсолютная власть разложили династию Мангыт, и последний эмир Сеид-Мир-Алим-Тюря-Джан, бежав после революции в Афганистан, жалел больше об оставленном гареме, чем о потере трона.

Но имам Назар-бек — фактический правитель государства, — мечтал снова вернуться во дворец и надеть красные сафьяновые сапоги с подошвами и каблуками из чистого золота, присвоенные чину кушбеги.

Я присутствовал при казнях и пытках на территории, занятой Энвером. Вдохновленный местью и гневом, Назар- бек упивался жестокостью пыток, отрубая руки и ноги, отдавая женщин солдатам и сжигая дома всех заподозренных в сочувствии к новому режиму.

Даже старики, приверженцы власти эмира, даже духовенство начинало роптать. Назар-бек был сильнее Энвера. Он один был способен собрать нужные для войны деньги с уже обнищавшего населения, разыскать укрывшихся дезертиров, найти верных, жестоких и опытных чиновников.

Я видел ясно: это был путь гибели для Энвера. Каждый день уменьшал количество его сторонников, увеличивал ненависть к нему населения, а между тем, с севера надвигалась великим потоком русско-бухарская Красная армия, освобождавшая узников из тюрем, отменявшая пытки и неравенство сословий. Русские были настолько умны и тактичны, что их воинские части уходили немедленно, как только занятая ими территория переходила в руки бухарской народной республики. Русские солдаты сражались и умирали, чтобы вернуть бухарскому народу отнятую от него Энвер-пашой территорию.

Часто ночью, склонясь над картой со сводками в руках, я подсчитывал последние дни Энвера. Он держался благодаря тому, что отдельные главари шаек, понимая, что их гибель неизбежна при республиканском режиме, пользуясь знанием местности, задерживали наступающие войска. Локайский хан все еще невозмутимо принимал подарки Энвера, ожидая наиболее подходящего момента для нападения. Назар-бек неистовствовал в пытках и крови на последних клочках бухарской земли, оставшейся в руках Энвера. Каждый день молчаливые гонцы привозили из сказочной страны письма Бактрианы, адресованные мне и Энверу.

Энвер бросал их, не читая, в корзину.

Я перечитывал много раз милые строки. Вот что она писала:

«Му darling! [78] Мой дорогой.

Сведения, идущие из Бухары, ужасны. Я так верила в могущество английского правительства. Неужели оно не в состоянии удержать за Энвер-пашой занятую им территорию? Вы сможете это сделать, если захотите. Надо, чтобы все это кончилось как можно скорее, и тогда вы снова вернетесь в солнечный Дир и увидите вашу Бактриану».

Полотнища палатки раздвигались перед моими глазами, за ними скрывались пустыни, горы, ровная, как стол, дорога, сияющие солнцем висячие сады города, дворец, сверкающий древним великолепием, и Бактриана, унаследовавшая в сотом поколении непревзойденную прелесть Роксаны.

А на столе рядом с ее письмом лежала последняя депеша из Пешавера.

«Дело в Бухаре надо считать проигранным. Усилить помощь Энверу мы не можем, не навлекая обвинения со стороны Советов в организации восстаний на их территории. Но Энвера нужно сохранить. Он может быть использован в Турции против Кемаль-паши, настроенного к нам враждебно.

Клейтон».

Итак, они хотят моими руками вытащить маленького человечка из-под махового колеса истории.

Нет. Энвер будет уничтожен, дорога назад, к Бактриане, должна быть очищена. Я перечисляю по пальцам: локайский хан, Муэтдин-бек, Назар-бек, Энвер. Локайского хана можно подкупить. Муэтдина и Назар-бека надо натравить друг на друга. Против Энвера лучшее средство — его собственная глупость.

Локайский хан монументален, как китайский бог войны. Белый плащ, белая чалма и матовый цвет лица оттеняют его черные с синим усы и бороду.

Он сидит, поджав ноги, на ковре, не выпуская из левой руки винтовку и погружая пальцы правой, унизанной кольцами, в жирный плов. В нем спокойствие большого зверя, сознающего свою силу. Глядя на него, я вспоминаю: тигр, однажды промахнувшись по добыче, никогда не прыгает вторично.

Поэтому он выжидает и, невозмутимо продолжая меня слушать, не произносит ни одного слова.

Я начинаю терять терпение и, пожалуй, слишком быстро увеличиваю сумму награды за выступление.

Неожиданно он встает и кладет обе руки на дуло ружья.

— Деньги вы передадите за день до выступления.

— А где же гарантии того, что вы действительно спуститесь с гор?

Он улыбается:

— Слово локайца.

Муэтдин-бек — глава бухарских басмачей — единственный военачальник, которого сумела выделить развалившаяся и бежавшая десятитысячная армия эмира Бухарского. Эта армия имела артиллерию без снарядов, солдат, вооруженных персидскими ружьями восемнадцатого века и, согласно уставу, по одному патрону в год на человека. Командовал ею топчи-баши — начальник бездействовавшей артиллерии.

Но эмир Бухарский, бывший флигель-адъютантом и генералом русского императора в Терском казачьем войске, имел свою гвардию в две тысячи человек, одетых в казачье обмундирование. Во главе одного эскадрона оказался лихой минг-баши Муэтдин. Русские офицеры довольно быстро научили его пить водку, ходить в публичные дома Новой Бухары и наградили его двумя медалями и крестиком.

И когда эмир поспешно бежал в Афганистан, оставив гарем, трон и бросив «сарбазов Бухары благородной», как называлось его войско, Муэтдин-бек бежал в горы, объявил себя защитником ислама, надел зеленую чалму и образовал банду, которая грабила и резала население и уводила женщин в горы.