Николай Равич - Бактриана [Затерянные миры. Т. XXII]

Когда я вышел из хижины, вся площадка была заполнена лошадьми; их было 25 — пятнадцать моих и десять лошадей чернокафтанников. Последние были совсем особенной породы — маленькие горные лошадки, очень крепкие и подкованные особыми шипами. Плосконосые люди выстроились и пошли пешком, по двое около каждого всадника.

Мне завязали глаза, и мы двинулись в путь.

Когда повязку сняли, я увидел, что мы находимся на высоте пятнадцати тысяч футов. Нельзя себе представить некоторых горных перевалов, настолько они высоки и недоступны. Переходить их можно только несколько недель в году — в остальное время они закрыты. Вся местность, которую мы проходим, состоит из гор и отдельных речных долин и ущелий, совершенно друг от друга обособленных.

Мы двигаемся, по-видимому, самыми короткими путями, мои спутники очень спешат и не хотят проходить через населенные места. Только один раз мы проехали через какую-то деревню. Она состояла из двух и трехэтажных домов и была населена тоже чернокафтанниками. Мужчины ничем не отличались от моих спутников, женщины были одеты в грубые, греческого типа шерстяные туники, перетянутые у пояса шнуром с кистями красного цвета. На головах у них были четырехугольные черные шапочки. Они такого же крупного роста и в большинстве очень красивы — это блондинки с большими светлыми глазами.

Во всей деревне не было ни одной собаки. Вместо них на цепочках водят гепардов.

С каждым днем пейзаж меняется. Мы начинаем спускаться вниз. Вместо огромных скал, покрытых мхом, снеговых гор, ледников и бурных потоков мы попадаем в хвойные леса, вечнозеленые кустарники и нередко кочуем под сенью каштановых деревьев. Чувствуется приближение какой-то иной культуры. Еще вчера мы перебирались над горными потоками и пропастями, по перекинутым через них бревнам. Сегодня мы встретили первый мост. Он был построен по принципу арки и выложен громадными плитами, соединенными между собой свинцом. Под ним с оглушительным ревом неслась горная река. Мне кажется, что это была река Прессун, приток Кунара, впадающего в Аму-Дарью.

На двадцатый день после выезда из Балха мы ехали среди сплошных виноградных кустарников. Они перемежались с оливковыми деревьями. Мы находились в ущелье, расположенном на уступах гор и открывавшем вход в долину.

Ущелье все суживалось и замыкалось естественной аркой. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что в арку вделаны громадные чугунные ворота. На их полированной поверхности играли солнечные блики. К воротам был прибит круглый блестящий диск из белого металла и молоток на цепочке.

Старший из моих спутников подъехал и три раза ударил молотком о диск. Раздался звук, похожий на удар гонга, и в то же мгновение середина диска отъехала в сторону. Это был глазок. Правая половина ворот медленно стала открываться, обнажая абсолютно темное пространство входа. Меня подтолкнули вперед и я въехал в темный туннель. За мной цокали копыта лошадей. Оглянувшись, я увидел, что спутники мои остались за воротами. Когда последняя принадлежащая мне лошадь, звеня цепями яхтанов, въехала внутрь, ворота закрылись.

Кто-то вел под узду моего коня, но в темноте не было ничего видно. Неожиданно раздвинулись вторые ворота, открывая вход в новый невиданный мир. Перед моими глазами стелилось, как дорожка на скатерти, ровное прекрасное шоссе, обсаженное с боков стройными остроголовыми кипарисами. По обоим сторонам дороги золотились квадраты полей. Как море, колыхались тяжелые колосья пшеницы. Как кровь переливается в артериях по телу, так вода по каналам прорезала эти поля, журча и отражаясь на солнце. Васильки, незабудки, колокольчики разноцветными пятнами покрывали все пространство. По ним ползали жуки, над ними порхали большие яркие бабочки.

Я стянул поводья коня, вдыхая запах полей, охваченный таким полным чувством ощущения природы, какого никогда не испытывал.

Чья-то тяжелая рука легла на мое плечо. Рядом со мной я увидел всадника. Это был гигант даже по сравнению с чернокафтанниками, а те были не менее шести с половиной футов ростом. У него было бритое лицо с крупными, правильными чертами. Светлые глаза смотрели приветливо. Он улыбался немного иронически. На голове блестел шлем с хоботом, выдававшимся вперед. Он был одет в тунику, накинутую на плечи в виде плаща, а на бедрах имел нечто вроде шелкового пояса. Он носил на ногах сандалии из кожи красного цвета. Туника и пояс были тоже красные. Его голое, бронзовое от загара тело переливалось мускулами под золотистой кожей.

Два всадника, стоявшие за ним, были одеты так же, но во все серое, и имели при себе короткие карабины.

Красный всадник, не снимая руки с моего плеча, заговорил по-персидски, но очень неправильно и употребляя большое количество чистейших санскритских слов.

— Я вас прошу следовать за иной. Нам придется проехать еще около двадцати верст до ближайшей станции.

— Я хотел бы сначала узнать, кто вы такой?

— Я состою при втором управлении.

— Что это значит?

— Вся страна управляется Советом Тринадцати. Каждый из членов Совета ведает какой-нибудь одной областью управления: военной, пограничных и внешних сношений, налоговой и так далее. Я состою во втором управлении внешних и пограничных сношений и занимаюсь делами северной границы и примыкающих к ней стран.

— Но разве вы имели сведения о моем прибытии?

— Мы получили письмо Мухаммуль Мулька.

— Какое отношение может иметь Бужнурский хан к Кафиристану, отделенному от него целой страной?

— Мухаммуль Мульк связан с отделом военного снабжения, так же как и с отделом внешних сношений.

Разговаривая таким образом, мы скакали по гладкому шоссе между двумя радами кипарисов.

Через час мы подъехали к одноэтажному четырехугольному домику, на крыше которого был разбит сад. Из него вышел бритый человек в серой тунике и заговорил с красным всадником. Я не мог понять ни одного слова из их речи. Это были странные мяукающие звуки, совершенно неуловимые для европейца.

После короткого разговора красный всадник предложил мне войти в дом и, пройдя через первую комнату-залу, выложенную белым камнем, с бассейном в середине, мы поднялись наверх — в сад на крыше.

Среди цветов расхаживали павлины, подметая своими чудесными хвостами усыпанные мелким красным гравием дорожки. Низкий каменный стол, такой знакомый по рисункам триклиний [45] Триклиний — у древних римлян так назывался квадратный обеденный стол с тремя низкими диванами для возлежания на каждом трех лиц. Этим словом часто древние римляне называли и столовую комнату. , был заставлен блюдами. Посуда из металла, похожего на серебро, по-видимому, ручной работы, была украшена изображениями охоты и спортивных игр. Казалось, что ее только что взяли из какого-нибудь европейского музея, где она лежала в отделе Древней Греции. Кувшины, наполненные вином, поражали строгой античностью [46] Античный — старинный, древний (относится преимущественно к художественным предметам древней Греции и древнего Рима). форм. Фрукты — гранаты, дыни, бананы — своими необычайными размерами говорили об изобилии страны.