Николай Равич - Бактриана [Затерянные миры. Т. XXII]

Не успели мы сесть за стол, как человек в серой тунике принес красному всаднику пергаментный [47] Пергаментный свиток — письмо, написанное на пергаменте. Пергамент — обработанная кожа молодых телят (до 6 недель), баранов и др. Готовую кожу отделывают для ровности пемзой, предварительно натерев ее мелом. Пергамент отличается плотностью, гладкостью, белизной. До изобретения тряпичной бумаги пергамент служил вместо бумаги. Ныне употребляется для важных документов, для барабанов и т. д. свиток, запечатанный шнуром с восковой печатью.

Я ясно различил, что вошедший, обращаясь к всаднику, часто повторял слово: «Джаст».

Развернув свиток и прочитав его, он повернулся ко мне:

— Мы поедем дальше, не останавливаясь.

— Куда?

— В Дир — столицу страны.

Я спросил, что такое «Джаст», и узнал, что это не имя, а звание, связанное с должностью.

Дорога, по которой мы ехали, была та же, что и раньше. Она была безлюдна и, по-видимому, предназначалась только для служебных целей и чиновников.

Было уже совершенно темно, когда издали на фоне ночного неба стал вырисовываться силуэт громадной стены.

Перед самой стеной нас остановил широкий ров, наполненный водой. На другой стороне высились башни и ворота, такие же, какие я впервые увидел перед спуском в долину. Прозвучала труба и факелы замелькали на башне. Свет огня отражался на блестящих касках воинов. Они всматривались в нас с высоты башен. Потом послышался скрип и звон цепей: опускали мост.

Мы въехали через ворота в ши… ными < Так в оригинале. Прим. авт. fb2 .> плитами. Дома тянулись, примыкая один к другому — четырехугольные белые здания с садами на крышах. Стены их, выходящие на улицу, были глухими, с одной только выходной дверью. Сады поднимались в несколько террас, покрывая весь город сплошной зеленой шапкой.

У одного из домов мы остановились и сошли с коней. Джаст два раза ударил висевшим на двери молотком во вделанный в нее диск. Тотчас же двери отворились, и человек, по-видимому, раб, плосконосый, уродливый и небольшого роста, вышел со светильником в руке. Светильник был необычайной формы: он имел вид рыбы с ручкой; в брюхе ее зияла дыра, из нее вылезал горящий фитиль.

Мы вошли в первую комнату дома через узкий проход. Этот проход напомнил мне римский вестибулум [48] Вестибулум — вестибюль, т. е. обширная прихожая, крытые сени. У римлян — открытое к улице пространство перед входом в дом. , и это сходство усилилось, когда мы попали в первую комнату — типичный атриум [49] Атриум — сборный пункт древнеримского дома, где стоял очаг и куда примыкали все покои. с бассейном в середине, в конце которого был таблинум, т. е. ниша, выложенная прекрасной мозаикой. В атриуме не было никакой мебели. От бассейна веяло прохладой и из середины его бил фонтан. Стены были покрыты фресками [50] Фреска — стенная живопись водяными красками. Фрески — стенная живопись вообще. , а пол составлен из мозаичных плиток довольно сложного орнамента [51] Орнамент — живописные украшения зданий, мебели, пола и других предметов. .

Я успел обратить внимание на странный рисунок фресок: там был изображен голый человек-колосс, сидящий за сбиванием масла в маслобойке из золотой козьей шкуры. Из шкуры стремятся выйти три женщины. Четвертая, появившаяся раньше, как будто плывет в воздухе, удаляясь. Над ней санскритскими начертаниями написано: Бак-три-ана.

Движение наполнило комнаты. Люди вносили тяжелые тюки, снятые с моих лошадей. Я с большим беспокойством следил за ними — шесть яхтанов были наполнены частями радиостанции. Достаточно было одного неосторожного жеста, чтобы уронить груз и повредить некоторые аппараты.

Из атриума мы вышли в ряд комнат, расположенных по обеим сторонам узкого коридора. Эта были столовая, кабинет, спальня и другие комнаты, назначение которых я определить не мог.

Когда все вещи были внесены, Джаст распрощался со мной, пообещав навестить меня на другой день.

Я с нетерпением вошел в спальню, надеясь в первый раз заснуть под крышей после двухмесячного пути. Вся ее мебель состояла из мраморного ложа в глубине ниши, стоявшего перед ним круглого большого зеркала, которое держал на голове серебряный Аполлон [52] Аполлон — греческий бог красоты. , и высокого светильника-канделябра, сделанного в виде змеи, вытянувшейся в высь и извергающей из пасти пламя.

В комнате был небольшой бассейн-ванна, наполненный водой.

Я только что начал расстегивать пряжки своих походных ботинок, когда в комнату вошла женщина среднего роста, в белой тунике, подпоясанной белым шелковым шнуром. У нее было бледно-матовое лицо, гораздо светлее тех, которые я видел до сих пор; пробор, разделявший гладко причесанные волосы, горящие черные глаза и правильный овал лица. Туника нисколько не скрывала ее упругого и стройного тела.

Я был так удивлен ее появлением, что замер, держа в обеих руках по длинному шнурку от ботинка. Она смотрела на меня и я на нее. Молчание становилось глупым. Я не знал не только, что сказать, но и на каком языке говорить.

Наконец, она заговорила на чистейшем санскрите, но с странными вводными частями — он, ос — и с переходом звуков рс и тт в рр и сс . Это было явное вмешательство аттического диалекта с его округленностью и законченностью форм и гибкостью синтаксических соединений. Это были осколки языка, на котором писали Ксенофонт, Платон, Демосфен, Софокл и Аристофан [53] Великие философы, поэты и ученые Греции. и который сделался при дворе Александра Македонского разговорным языком.

— Мое имя Дизана, а моя обязанность — вас развлекать и ухаживать за гостем.

«И, по-видимому, следить за мной», — подумал я.

— Хорошо. Приходи завтра, я хочу с тобой поговорить.

Она помедлила немного, потом улыбнулась я вышла.

Я разделся, влез в ванну и заметил, что вода в ней втекала и вытекала беспрерывно, в то же время держалась на одном уровне. Вода меня разморила, я почувствовал, как меня охватывает сон и, добравшись до своего довольно твердого ложа, сразу заснул.

Я начал просыпаться от странного ощущения. Неясное сознание чьего-то пристального взгляда и каких-то прикосновений заставило меня открыть глаза.

Я увидел перед собой очень близко наклонившееся лицо Дизаны. Она смотрела на меня прямо в упор своими большими черными глазами, держа мою голову в своих ладонях. Ее дыхание меня обжигало. Я испытывал одновременно желание крикнуть на нее, рассердиться и не отпускать, сжать в объятиях. Действительно, от этой женщины исходила могучая сила женского тела, аромат молодости и обаяние необычайной красоты.