Катя Саргаева - Полет на Плутон

Когда я впервые попала в тайгу Красноярского края, она поразила меня своей чистотой и дикостью, безлюдностью, первозданностью. Тайга в Якутии другая, не такая как здесь, более безжизненная и пустая, так как природа там более скупая. Здесь же таежный лес завораживает. Деревья такие высокие, что шея затекает пока ты, подняв голову, пытаешься рассмотреть верхушку сосны или пихты. Кедры же здесь не такие высокие, но имеют свой, неповторимый аромат, выделяющийся из остальных хвойных запахов. Тайга так же страшна, как и красива. Если ты не знаешь местности и заблудился, то считай ты труп, и умрешь страшной смертью.

Только сейчас, на шестой день своего нахождения в тюрьме «Енисей», до моего сознания четко дошло то, что я больше никогда отсюда не выйду, а если каким-то чудом мне удастся сбежать, то умру в первую же неделю. Я навсегда останусь в этом месте . От этой мысли мне вдруг стало очень страшно, и я невольно расплакалась. Из ванны вышла Ира, она подошла ко мне и очень ласково погладила по голове.

— Я хотела сказать «доброе утро», но вижу, что оно недоброе, раз ты плачешь. Что случилось?

— Я вдруг поняла, что все это навсегда. Я никогда отсюда не выйду, я проживу здесь очень много лет, а потом умру, и все это будет здесь. Ира, моя жизнь закончилась!

В восемь часов послышался щелчок в двери, но в камеру никто не вошел, и тогда я решила попробовать открыть дверь, она поддалась. Мы с Ирой вышли в коридор и встали возле стенки. Там же мы увидели всех остальных заключенных живущих на первом этаже, все они стояли у стен возле своих камер. Я знала, что здесь всего восемь женщин, с нами теперь десять, одной сейчас не хватало, и мы ждали, когда же она появится. Я стояла и думала, что это там должна быть за шишка такая, которая позволяет себе опаздывать, и заставлять себя ждать, а ждали последнюю заключенную не только все остальные, охранники тоже ждали вместе со всеми, и никто из них даже не пискнул, что было нехарактерно для них. И тут я увидела эту загадочную заключенную, ею оказалась женщина лет шестидесяти пяти, она бодренько вышла из камеры, и встала к стене.

— Простите девочки, никак не могла справиться с линзами, все не могу привыкнуть к ним, зрение начало меня подводить, — сказала она.

Никто не сказал ей ни слова, и даже охранники не заткнули ее на полуслове. Я обернулась на Иру, и как бы спросила взглядом «это кто, мать твою?!». Она же кинула мне взгляд, говорящий «я знаю, потом расскажу».

Охранник во главе колонны дал отмашку, и мы двинулись вперед. Всего охранников было пятеро, ни одного из них я раньше не видела. Видимо не только заключенные здесь были элитные, а и охранники тоже, я рассмотрела их, пока мы ждали бабулю. Все были приличными на вид мужчинами тридцати-сорока лет, подтянутые, рожи не пропитые, зубы не гнилые, внизу таких полно.

Столовая здесь была организована так же как и внизу, только на меньшее количество человек, и столы здесь были на два человека, а не на четыре. Здесь и работал тот шеф повар, о котором рассказывал мне Глеб. Кухня здесь была на две столовые сразу, по одну ее сторону была столовая женского блока, а по другую мужского. Таким образом мужчины и женщины не встречались и были разделены. Пока мы стояли в очереди к раздаче, я чуть не захлебнулась слюной. Здесь хлеб пекли сами, и в воздухе стоял аромат свежайшей выпечки, а также вареных сосисок, омлетов, гренок жареных на хорошем сливочном масле, свежим творогом, и даже ненавистная мною овсяная каша пахла так, что мне хотелось ее съесть. Позже я узнала, что ни я, ни мама, ни даже Гога просто не умели ее правильно сварить. А еще пахло свежим кофе.

— Боже, мы на курорте! — тихо сказала Ира в воздух, поливая очищенное яйцо всмятку голландским соусом.

— Ир, так что это за бабка?

— А, это баба Нюра, я тебе потом про нее расскажу, здесь много ушей, — ответила Ира, наклонившись ко мне.

— Ладно.

Помещение столовой было очень светлым, на окнах висели прозрачные шторы, вдоль одной из стен стояли диваны и стеллажи с книгами. Здесь же была и зона отдыха с шахматными досками, картами, и прочими играми. Здесь после приема пищи можно было посидеть и почитать, поиграть, пообщаться с другими заключенными. К девяти часам всех отводили к местам их работы. Мы с Ирой позавтракали, и просто сидели и наслаждались второй чашкой кофе. Весь первый этаж больше был похож на дом престарелых, или психушку для небуйных больных, нежели на тюрьму.

Без пяти девять охранник сказал, чтобы все потихоньку собирались. Мы нехотя стали к стене. Охранники называли фамилии тех, кого сопровождали. Я услышала свою фамилию, и встала рядом со своим охранником, к нам присоединилась очень грустная женщина, и мы двинулись по направлению к лифту. Дверь открылась на четвертом этаже, там меня забрал другой охранник, а они поехали дальше.

— Ну как новая камера? — с улыбкой спросил меня Глеб.

— Ты же и сам понимаешь, что я не скажу «так себе». Думаю если бы я пробыла здесь большее количество времени, то оценила бы это сильнее. Ты бы видел Иру, вид у нее такой, будто ее вообще на волю отпустили.

— Ну и славненько.

Я хотела было идти дальше разбирать картотеку, но Глеб меня остановил.

— Пойдем со мной, нам нужно провести тебе одну процедуру.

— Расскажешь, что именно это будет? — спросила я, садясь на кушетку.

— Да. Вместе с вакциной привезли твой имплантат, а я и забыл про него.

— Ааа, я помню, была коробочка с какими-то иероглифами, и ни слова по-русски.

— Да. Это противозачаточный имплантат, он вводится под кожу, и выполняет свои функции в течение десяти лет. Он крошечный, ты его и не почувствуешь. Закатай рукав, мне нужно плечо. Больно почти не будет.

В руке у Глеба был хромированный пистолет, для введения этого имплантата, выглядел он как орудие пытки.

— Я не понимаю, зачем это мне? Я не собираюсь спать с охранниками.

— Во-первых, это ты сейчас так говоришь, во-вторых, ты будешь общаться не только с охранниками, а и другими представителями администрации, и заключенными мужчинами, так как работаешь здесь. Даже если ты и правда больше никогда в своей жизни не займешься сексом, то это все равно нужно сделать. Такие правила.

Глеб протер спиртом мое плечо и прислонил к нему пистолет.

— Внимание, сейчас вылетит птичка, — сказал он и нажал на спусковое устройство.

Я резко вскрикнула.

— Будет почти не больно? Ты серьезно? Это очень даже больно!

— Я знаю, но у меня это привычка, говорить, что будет не больно. До этого места я работал в детской больнице педиатром.

— Уверена, что тебя любили дети, добрый доктор Неболит.

— Ну все, можешь идти. Ты вообще когда закончишь разгребать все? Надо начинать вакцинацию.

— Сегодня разберу, завтра начнем.