Катя Саргаева - Полет на Плутон

— А разве я сказал, что мне это не нравится? У тебя очень нежные губы. Я просто все время боюсь, что ты встанешь, рассмеешься, и скажешь что я старый мудила, над которым подшутили. Что ты во мне нашла, жучок? Что вдруг случилось?

— Я и сама не знаю. Но знаю что Маше очень нужен большой Медведь. У меня всегда был Медведь — Гога, с ним все было нипочем, и совсем не было страшно. С ним я бы и на Плутон полетела. А потом я вдруг осталась одна, и забрела при этом в самую страшную чащу своей жизни. А я не хочу быть одна, я вообще не приспособлена к жизни, я как гриб, который вырастает на дереве и живет за его счет. Я не умею жить одна, я даже Ирку с собой наверх забрала лишь бы не оставаться одной.

— Но здесь ведь полно мужиков, почему я? Витя вон к тебе явно не ровно дышит.

— Нормально он ко мне дышит. Это вы мужики во всем интим видите. Я не знаю, почему ты, но мне с тобой хорошо и спокойно, как будто ты можешь меня от всего мира защитить. Я правда не знаю, нужно ли это тебе. Кажется что да, у меня тоже внутренний маячок есть. И мне кажется, что тебе, как большому Медведю, нужна маленькая Маша. А мне нужен большой Медведь.

— Мне очень нужна маленькая Маша, даже больше, чем ты можешь себе представить. Но мне всю жизнь встречались очень самостоятельные женщины, которые сами могут и за себя, и за того парня. А мне всегда хотелось маленькую Машу, которая без меня никуда. Именно то, о чем ты сейчас говоришь.

Дима повернул ко мне голову, и погладил меня большим пальцем правой руки по щеке. Я чувствовала от него такое тепло. Он нежно поцеловал меня в лоб, потом в щеку. Я чувствовала, что он хочет поцеловать меня в губы, но не дотянется до них, так как моя голова лежала на его груди. Я привстала и чуть подтянулась вверх, подставляя ему свои губы, теперь они были прямо напротив его губ. Я никогда в жизни не целовалась с таким взрослым мужчиной, и это было совсем не так, как со сверстником, даже не так, как было с Егором. И мне это очень понравилось.

— Жучок, ты еще здесь? Ты точно не галлюцинация? — спросил Дима, оторвавшись от моих губ.

— Точно, действие морфия уже давно прошло.

— Тогда неси линейку, или больше не целуй меня, — с улыбкой сказал он.

— Да, я сейчас тоже очень жалею, что ты еле двигаешься, — так же с улыбкой ответила я, — завтра вернется Глеб, и наедине мы больше не останемся.

— Тогда давай, отвлеки меня, расскажи еще что-нибудь.

— Нет, лучше ты мне расскажи, я ведь совсем ничего о тебе не знаю. У тебя была раньше семья?

— Нет, я всю жизнь прожил один. Говорю же, не было Маши.

— А за что ты сюда попал? Я уже давно не расспрашиваю Иру и Глеба, кто здесь за что сидит. Я наслушалась такого, что волосы дыбом, и в какой-то момент решила, что больше ничего знать не хочу. Но про тебя я хочу узнать. Наверное ты был каким-нибудь маньяком?

— Нет, жучок, я здесь, как и ты, случайно. Я просто не на того нарвался. Не такие уж и страшные вещи я делал, и я даже считаю, что хорошие это были вещи. Это тоже долгая история, поэтому я тебя сначала еще раз поцелую, невзирая на эрекцию, а потом расскажу.

У Димы были мягкие и нежные губы, и мне было очень приятно целоваться с ним. Я встала, чтобы выключить инфракрасную лампу. Без Диминой руки на моей талии мне было уже как-то не по себе, и я поспешила вернуться назад, как только я легла к нему, Дима сразу обнял и прижал меня к себе, как будто и ему без меня под боком уже чего-то не хватало.

— Рассказывай.

И Дима рассказал мне очередную страшную историю, от которой хотелось отвернуться и не верить в нее. Я изо всех сил не хотела верить в то, что мир так гадок.

Был 1992 год, и у Димы пошел второй год в армии. Однажды к ним заявился какой-то военный чиновник, и предложил некоторым служившим ребятам сделку. Нужно было отправиться в Чечню для выполнения одной секретной операции рассчитанной на месяц, не больше. За это в армию они больше не вернутся, а по документам все будет так, будто они отслужили положенный срок. После распада СССР в Чечне началась собственная перестройка, и зачинщиков революции нужно было устранить. Дима и еще двое парней согласились. В Чечне он пробыл гораздо дольше планируемого, он пробыл там полгода. Но за это время он увидел, что такое революция и боевые действия, и как страшно для простого народа, когда жаждущие власти начинают разрывать страну на части. Официально война еще не началась, но боевые действия уже шли вовсю. Цели, которые нужно было устранить периодически менялись и добавлялись. В конце концов стало понятно, что войне быть, потому что теми силами которые были задействованы не победить. Спустя полгода их распустили по домам.

В 1994 году официально началась война, и Дима вернулся в Чечню по контракту. Он прошел всю Первую Чеченскую Войну, все два года, что она длилась он был там. Им обещали золотые горы и безумные льготы по окончании войны, и он жил этими обещаниями. Но реализации их он так и не увидел. Страна, за которую он воевал, бросила его, как и многих других. Ветеранов просили подождать и потерпеть. Их пенсия составляла около 500 рублей в месяц, тогда как средняя зарплата была около 1000 рублей. Тем, кто не имел собственного жилья обещали дать квартиры, и это было единственным, что Дима выбил. Квартиру ему дали в Зеленограде. Ни о каких других льготах и речи не было. Ветеранам было крайне сложно устроиться на работу, так как их все боялись, и думали, что от человека побывавшего на войне можно ожидать чего угодно. Дима перебивался временными заработками, он не отказывался ни от какой работы.

Спустя полгода Димина мать заболела пневмонией. Ее положили в инфекционную больницу, там она подцепила какой-то вирус, что усугубило болезнь, и была при смерти. Лекарств в больнице не было, и Диме предложили их купить самостоятельно. Препараты были дорогостоящими, и ему оказались не по карману. Мать умирала, денег не было, лекарств не было, желания помочь со стороны больницы без денег тоже не было. Дима пытался выбить субсидии для ветеранов. Субсидий не давали. Мать умерла спустя месяц, она просто захлебнулась жидкостью в легких. Она умирала страшной, долгой и мучительной смертью. Отец повесился в день похорон матери.

Пока Дима ходил по собесам он познакомился с другими ветеранами, среди них были инвалиды первой группы, для которых страна так же не делала ровным счетом ничего. И тогда Дима понял, что это не его одного игнорируют, игнорируют всех. Идите воевать, отдавайте свои жизни и здоровье за родину, и родина скажет вам за это спасибо, и это все что она для вас сделает. Этот вывод его поразил. Так же Дима узнавал, что параллельно нищенскому существованию, которое вели миллионы людей в России, чиновники воровали миллиарды, и воровали их просто потому, что имели возможность. Коррупция в те времена была просто ужасающей, дикой, деньги греблись экскаваторами, а не лопатами. Дима считал, что это нечестно, несправедливо, и что так нельзя.