Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том II

И вот стоите Вы, как перст един голый, на ветру ледяном, вокруг никого, кроме эха, небо синее над головой, солнце брызжет. Все подняли головы. Он продолжил, — И думаете, а зачем мне все это нужно, куда теперь девать деньги, машины, дачи, ради чего всё это мне и вообще людям.

Понимаете, что другим, не хуже нас с Вами, обидные слова говорили, не замечая того. А кому хотели сказать всего три добрых слова — Будь счастлив друг, так и не сказали, постеснялись.

Положите же свою правую руку на сердце и послушайте его прямо сейчас. Слышите — Тук-Тук, Тук-Тук, Тук-Тук. И скажите себе правду — Я есть! Я существую! Я здесь, с тобой. И опять сильно стукнул себя в грудь, так что загудел звук из динамиков.

Спешите жить и творить и радоваться каждому дню, каждой минутке счастья, и делитесь им.

Народ стоял и слушал сердце, кто-то из барышень даже заплакал, кто-то наоборот счастливо улыбался. Расторопный русич взял второй микрофон, приложил к губам и из динамиков вырвался на площадь с имитированный им стук сердца Тук-Тук, Тук-Тук, Тук-тук. Он разносился далеко и казалось, сердца все присутствующих стучали в унисон. Они ощутили его, разные, непонятные, неприкаянные и счастливые.

На них, как на идиотов смотрели случайные прохожие.

И опять, совершенно неожиданно для всех, как бы сбрасывая высокий накал, оратор закончил спич —

А что, до «голубых», разных там «розовых» или «оранжевых» — ну не было их в нашей ни поп, на в арт., ни в бога и мать его… Великой русской культуре и не будет, не надо! Кто за? И высоко поднял руку со сжатым кулаком — No se pasan! Вверх, тотчас взметнулся лес рук.

Реактор, сам еле сдерживал комок в горле, выложился весь, адреналин через край, спрыгнул и подошёл к Анастасии. Все ещё стояла гробовая тишина. Настя положила обе ладошки ему в руки и через усилие, тоже перехватило, сказала пока только одно — Спасибо!

И тут прорвало, таких аплодисментов на митингах в наше время давно не было слышно, разве только во времена Гагарина, да Битлз? Их окружили плотным кольцом, спрашивали, откуда, приглашали на свои тусовки. Старшой от русичей говорил какому-то из номенклатурных партийных, прибывших на митинг с опозданием, о том, что это Реактор, Морис Терез, да ИнЯз, и он ещё не так может.

От идеи, такой казалось естественной вначале, брать Анастасию на светофоре, вынуждены были отказаться, да и понятно же столько народа вокруг. Решили встретить на выходе из метро, по дороге к дому Домбровского, благо он не так уж и близок. Толпа с митинга, а он сам собой, после почти часового выступления главного героя дня, иссяк и быстро свернулся, чего рассусоливать, валила гурьбой, во главе с Реактором и его красивой подругой. Не только девичий актив вздыхал по молодцу, но и парни по его спутнице тоже.

Настя, испытавшая меньше чем за сутки два таких разных по содержанию, но одинаковых по силе воздействия культурных шока, согласилась, чтобы её проводили до дому, до этого предложила сама прогуляться по Гоголевскому бульвару, посидеть в какой-нибудь кафюшке за кофе с пирожным.

В пакете от готов у Реактора лежала синяя «нашинская» бейсболка, полная не только мелочи, там были замечены купюры и по 500 и по 1000 ре. Некоторые из студентов, не экономических ВУЗов зарабатывали больше, чем их профессора.

По выходу из станции метро Кропоткинская они, не подозревая о том, что их внимательно сопровождает целая группа вооружённых, хорошо обученных и подготовленных людей, дошли до того места, где висели на растяжках и разборных стендах картины художников. Прошлись по ним. В основном это были известные места на городских пейзажах и яркие цветастые натюрморты.

Обоим понравились две картины. На одной была изображена в пол оборота девочка с шариком, державшая мать за руку, они уходили по той же аллее, на которой они с Настей сей момент и стояли. Это был прощальный взгляд девочки после воскресной прогулки с папой, который видимо, ушёл к другой тёте. Мамина спина горбилась, может быть, глаза слезились, со спины не видно. А вокруг весело сверкала листва дерев, после летнего дождя. Платьице было видно, не раз перешито и ботиночки стёрлись на задниках.

Хорошая это была работа, добрая. Сумел художник передать настроение. А ещё говорят, не стало в стране талантов, все по Парижам, да Нью-Йоркам разъехались.

Вторая, совсем маленькая. На ней розовый багульник в разлившейся воде, всего несколько стебельков нарушали прозрачную гладь воды. Рассветное солнце видно не было, но это раннее время между сумраком ночи и ярким светом дня художник передал точно и очень профессионально. Удачная работа.

Анастасия загорелась и купила обе за евро, правда при этом обе чувственные натуры ощутили себя неловко. Настя, когда не стала торговаться, а Реактор, когда она раскрывала портмоне и расплачивалась, сумма его, несомненно, поразила. Картины завернули в плотную бумагу, заклеили скотчем и обвязали.

Оба художника были довольны, причём один из них, вида болезного и видимо пьющий, настойчиво предлагал, если интересует написать копии самых известных в православии икон. Обе картины за верёвочки на пальцах нёс её паж. Спросили у парочки на скамейке, где ближайшее кафе. Настя пояснила Реактору, что живёт временно, до окончания ремонта, пять дней ещё, на квартире друга дяди, Витольда Домбровского.

Их проинформировали, что рядом, в переулке, через дорогу направо, там указатель на Сивцев Вражек есть такое уютное. Они туда и направились.

По команде, группе захвата уже третий раз как пришёл отбой — Делай Раз. Командир, чертыхнулся, ситуация лучше не придумаешь нарочно, на улице, то есть в переулке, никого, одна рука у парня занята картинами, в другой увесистый пакет, бери обоих тёплыми.

Они подошли, кафе было закрыто для посетителей, что-то случилось. Куривший на улице мужчина в длинном кожаном фартуке извинился, сказал, что какая-то старушенция покончила с собой несколько минут тому назад. Они поинтересовались, где ещё можно спокойно посидеть, тот рассказал.

Он ещё курил, когда заметил, как вокруг удалившейся прилично пары, сформировались в единый организм несколько разрозненных мужчин и две женщины и хотели затолкать пару в машину. Он ещё чуть сдуру, не закричал милиция. Что за день сегодня такой. Но благоразумно рот не открыл, а лишь в себя.

Ну а дальше пошла народная забава под названием один на всех и все без ничего. Что не разглядел, ввиду того, что все участники действа двигались, и расстояние было до них уже метров тридцать, потом додумал.

Сперва, группа спортсменов-любителей, как официант их окрестил, резко сошлась на тех, двоих, как он понял по майке девушки — студентах. Их было четверо, двое схватили за ноги и руки молодого человека, третий захватил сзади его голову. Одна из женщин нажала двумя пальцами на ямку между большим и указательным пальцем, сначала одной, потом другой руки и освободила свёртки и пакет забрала себе, быстро обыскала парня, буквально одним движением.