Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том II

С нею были двое мужчин. Один, старик в необычном для этих мест и племён, чёрном до пят одеянии, с длинными седыми волосами и бородой, в деревянных, на верёвках сандалиях о босу ногу. Он был наставником, духовником молодой княжны и вид имел самый удручённый. Другой, в дорогих доспехах и высоком украшенным остроконечном шеломе, и в тимах, пыхный. По всей видимости, был он воинским начальником у защитников дозорной крепости. Един такой. На боку кривая сабля басурманская в красных ножнах. Сей воевода, зрелый муж, уже мыслил — как подороже отдать свою, да и не только свою жизнь супостату и подоле продержаться.

Он рассчитывал на сутки двое, за это время другие кордоны-заставы успеют под защиту войска баб, с детьми, стариков, да прочий невоенный люд из-под удара вглубь земель удельных и соседских, ежели силы супостата зело велики будут вывести (этимология супостат — супонь, кожаный ремень, который затягивают часть упряжи и тат/тати — разбойник).

Почему княжна оказалась в крепости, а не в детинце главного града удельного княжества, догадаться не сложно.

Дщери княжеского роду наравне с другими не замужними, не болезными и ведуньями, наравне с мужчинами рода, приспособлены с малого возраста были к делу ратному и несли службу по всем окраинам и весям, невзирая на княжеские привилегии и трудности воинского быта. Одного они не могли — опозорить род. Умели они не только носить ожеpелья из золотых и стеклянных бус. Бpонзовые зеркала, гребни, костяные, красного шифера и свинцовые пpяслица, пользовать, но и грамоту ведали и мечом каролингским владели, луком и металлическими — эмейской спицей и плоским поясным наконечником, ежели потребуется.

Вторая капелька слезинка упала, но не скатилась вниз, а замерла, пройдя половину пути по щеке. Наконец, молодая воительница правившая кордоном, справилась с проявлением слабости, хорошо, что её не видела дружина. Пыня запела, сначала тихо, голос едва дрожал. Затем он окреп, уже не жаловался, стал громче. Теперь его слышали не только те, что стояли рядом, но и в первых от площадки сторожевых башнях.

Это была древнеславянская предсмертная ритуальная песнь — заклинание «Реи рэи». Она не просила защиты у богов Сварога, Ярилы, Перуна или Берегини, она не прощалась с миром прави. Княжна просила Чернабога о возмездии, взывая к трём его ипостасям — Мести, Обиде и Мору. Это заклинание не было известно почти никому, а с самых древних времён матриархата, до Баалу, ещё до появления — «лая матерная», передавалось изустно ворожеями и только прошедшим тайный обряд посвящения высокородным особам женского полу.

Согласно ритуалу, в силу его действие вступало при одном непременном условии. Только тогда, когда на проклятия и разуправу ворогу отдавалась в замени, по равне, самая жизнь чающиго. Да и то не всегда, а то и многие кровавые жертвоприношения потребны были, чтобы в стане супостата поселилась Обида и начались кровавые междоусобицы и войны за злато и власть, чтобы подкрался незаметно Мор и начал косить, един род вражий неизвестной болезнью. И наконец, довершала дело Месть, исполнявшая проклятия о гибели племени, пожаре ли, наводнении, смерти, порче на детей и до пятого их колена, или какой другой беде, лихомани, горю.

В народе ходили смутные буденья, слухи, но их относили к ведьмам или ведуньям, за поминание, в этой связи лиц княжеского роду одно — дыба и мучительная смерть на колесе, а ближних в холопы, тут стоянием коленями на горохе не отделаешься. Даже волхвы и «знахари -обаянники» про те дела теперь не речили, считая их греховными и долженствующие полному забвению быть преданы.

Первые звуки заклинания были звуками того, может быть ещё праязыка, на котором Адам общался с животными тварями в Эдеме. Короткий «и» сменился — «ишшш…» имел десятки оттенков и колебаний почти не различимых даже тренированному слуху музыкантов. Звуки непрерывные являли собой слова образы, постороннему не понятные, скрытные, как если бы в новейшем русском языке убрать часть гласных «чрньбг», в котором можно узнать развёрнутое — чернобог. «Ишшш» — более всего походит на древнее китайское «шии» и означает змей.

Ритуальная песнь — заклинание начиналось с обращения к Змию Аспиду, что был много старше рода человеческого, звуки трубы должны были разбудить его, по старым поверьям он их не переносил. Далее шло обращение к Луне, но не к спутнику матушки Земли-Зеи, а к Луне-Лону, откуда всё зарождается и появляется на этот свет, дабы не родила она лютому ворогу …А семя Уда никогда больше не оплодотворило Лоно-Луну.

Пытаться перевести их содержание на современный язык не имело смысла, поскольку это не человеческое было, но только вторенное.

Издаля, к камалу со всех сторон поползли гады, разные ядовитые кольцами чёрные, редкая здесь толстая гюрза, серо-бурая степная гадюка, безобидные полозы ужи и мелкие, опасные только ранней весной медянки, первыми забеспокоились лошади, всхрапы их и удары копытами стали слышны пока в отдалении.

Шипящие звуки стихли. Им на смену пришли слова пения на другом незнакомом языке. Голос девушки взлетел вверх и пульсировал, гибкий обертонами и резкий, как кыпчак.

Затем ей пришлось петь с полным напряжением голосовых связок, как того требовала фабула заклятия одну низкую ноту. Вибрации «вожщли» наконец в резонанс, да такой силы, что у находящихся рядом воев завибрировали кое-где пластины нагрудной брони. Стоящие внизу у самой лестницы, ведущей наверх, к площадке заткнули уши. Жуткое это было ощущение, казалось, готовы лопнуть были барабанные перепонки, неведомая сила гнала незнамо куда.

Известно было, что в древние времена особо одарённые умели так петь, что в резонансе трещали и лопались слюдяные оконца в княжьих хоромах и теремах, падали люди «повьрже», мотали головами кони, а сами сие чудо творящи, могли и от земли в воздусе на вершок, али аршин аки подвешены быти. Этот зов вначале удивил, а потом привёл в ужас тех, кто его услышал на столь дальнем расстоянии.

По обе стороны стены поняли, что это не простая песнь, но страшное ведьмино проклятье. Многих пронял озноб, несмотря на жару начинающегося дня. Поднялся суховей ветер, гнавший перекати-поле. Разорвавший все прочие звук иссяк, установилась на некое время полная тишина.

Затем опять мощно загудели басами карнаи, металлический громче и звонче, а дуды и кувиклы выше и шелестящими полутонами. Ударили палки в подобия барабанов «… овы бьяху въ бубны, друзии же въ козиць и въ сопьли» и единым выдохом во всю мощь 200 глоток прозвучало троекратное Ур-агх. На последнем, сняв с головы, княжьи кичку и перстень с большим яхонтом, бусы, отдала все наставнику, расцеловала его на три стороны и, поклонившись в пояс на четыре, подошла к самому краю высокой площадки.