Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том II

Родившись где-то там, за пределами восприятия, звук постепенно обретал силу и наконец, стал слышен как мерный шум скрипящей гружёной коло — повозки. Едва различимые тональности не сразу переросли в звучание наподобие органных лабиальных труб, те в свою очередь возвысилась до пронзительных мензур и уже всепобеждающим мощным звучанием обрушились регистрами в меццо-форте и форте.

Изначально ровные текучие звуки, разнеслись по степи, как струи полноводной реки. Некоторое время спустя, они превратились в отрывистые, мечущиеся ноты, распались на отдельные составляющие высокой и низкой частоты. Они словно — то карабкались на холмы или курганы, то стремительно катились с них вниз. Их звучание уже напоминало стоны и крики.

Затем сразу, внезапно, на низкой ноте, звуки оборвались и опять воцарилась тишина.

На верхней, самой широкой и возвышенной площадке шестнадцати метровой стены старого камала — крепости, рядом с главными воротами укрепления стояли трое кметей — воинов глашатаев. Двое с длинными, деревянными трубами — карнаями, один с металлической трубой и ещё столько же — вооружённых, кувиклами и дудами.

На удалении двухсот — трёхсот шагов, безопасном от поражения стрелой, выстроилось, волновалось, шевелилось в нетерпении, готовое по сигналу своего вождя — баскака чикать, яростно ринуться на приступ крепости, войско супостата. Числом оно было не менее нескольких тысяч, словно акриды, куда ни кинь взгляд, везде блестели на солнце нагрудники, кольчуги, клинки мечей, топоров, секир, копий и дротиков. Трепетали на ветру разноцветные прямоугольные, квадратные и треугольные знамёна, хоругви, стяги отдельных племён и отрядов потомков торков и канглов, куман и кунов, составляющих основные силы нападавших. К сёдлам низкорослых клюсей некоторых всадников и на пиках копий приторочены и насажены были головы поверженных противу их.

У других же головы волчьи или собачьи. Среди них были и люди, тёмные лицами, в чудных одеждах на горбатых лошадях — верблюдах, были, и прочие с кривыми саблями в богатых ножнах с насечкой золотом и серебром арабской вязью и украшенные полудрагоценными камнями, с круглыми колчанами, сарачины с тюрбанами на головах из неведомых дальних стран.

Отдельной группой, до 600 человек, впереди штурмующих ту часть стены, где были ворота, находился сброд, в основном бежавшие преступники — суджилары и рабы, некоторые уже с клеймом на лбу или щеке, ищущие удачу и возможность обогащения в войне и грабежах. Они плохо вооружены, по большей части деревянными копьями, ножами, да арканами, из защиты плетёные нагрудники и такие же в два локтя, или три фута щиты. Средь них на траве лежали два толстых обитых в железо бревна с рукоятями, служившие таранами. Из небольшой группы в полста отчаянных головорезов — пластувати, особо ненавидимых защитниками крепости из-за воровской породы, что вооружённые лишь ножами, попытались ночью проникнуть в посад и цитадель под видом беженцев от орды кочевников. Они использовались как разведчики, паникёры и убийцы руководства защитой острога.

Из них в живых остались не более двух десятков, да и те были почти все с лёгкими ранениями. Остальные были убиты сразу или, под пытками выдав и себя и других лазутчиков. На утренний штурм тем, кто участвовал в ночной вылазке, разрешили идти добровольно, но боялись они, зная не писаные законы стаи, но и вперёд особо не лезли.

Также, несколько передних рядов занимали лучники конные, с двумя колчанами по бокам, где стрелы с наконечниками калёными, и пешие, другие вои с факелами и сосудами с «греческим огнём». За ними, по всем сторонам стены стояли воины, несущие штурмовые лестницы и шесты — бревна с крюками и поперечинами. Другие, крепкие телом, дюжие тащили прикрывающие штурмующих сверху от стрел, камней, кипящего жира с кипятком и прочего, деревянные щиты в шесть на четыре больших локтей.

Отдельного внимания заслуживает лаявшая свора, до полусотни тощих злобных, натасканных на людей и лошадей собак. Их держали на случай внезапной атаки конников из крепости, а также запускали в бреши и проломы ворот и стен цитаделей и острогов.

Можно сказать, особо выделялся на фоне вооружённой этой внешне разношёрстной и неуправляемой силы искусственный холм, сооружённый за ночь из земли. На вершине его, немного наклонившись вбок и вперёд, стоял огромный каменный идол, размером с лошадь. Рядом с холмом находилась повозка с воловьей упряжью на шесть голов. На той повозке видимо каменное чудище и привезли. Руки идола мужского полу были соединены в районе мошонки, и было видно, что ноги его слегка согнуты в коленях, это напоминало толстяка, терпеливо ожидающего возможность справить малую нужду. У подножия идола горел ритуальный костёр и несколько человек во главе с шаманом исполняли свои обряды. Наконец главный шаман встал в полный рост и вскинул обе руки к небу и громко что-то прокричал нараспев. По войску прокатился одобрительный шум от криков всадников — степняков. Небо сулило лёгкую победу и богатую добычу.

Только что один из знатных князей черников, темно коричневого цвета шатёр (кара-шадыр) которого, стоял на восток в полутора километрах, бросил свиток с повелением, превратиться о сдаче, к воротам заставного пункта в степи, поставленного на пересечении нескольких важнейших дорог-трактов, для дозору справа и взимати уроки подати. Все ждали либо того, что ворота вот-вот для них отворятся, либо команды на штурм. Силы были настолько не равны, что и те и другие знали, к обеду или менее вероятно — к вечеру сё дня все будет кончено.

Порубежный камал засечной линии был построен так давно, что никто из его защитников не знал ни точной даты начала создания, ни того кто его повелел положить. Правда как-то, пришлые люди говаривали, что появилась крепость ещё во времена троецарствия, как раз на границе Синей и Красной Руси, много веков тому назад на месте сожжённого булгарского городища.

Но церковные — священник Микулица, да после того другие монахи — служки — верные псы Иларионовы, объявили то ересью языческой и запретили повторять греховное. Хотя посадские ковыряя землицу, находили плиты каменные со знаками тайными, рунами Рода — Сварога, но о том помалкивали, не желая биту быть батогами, а то и голову потерять.

Стены около одной — двух саженей толщины состояли из укреплённой смеси камня и глины высотой в большей части около двух, двух с половиной саженей. Выше они были надстроены деревянным в три ряда частоколом из обожжённых брёвен с заострённым верхом, скреплённых изнутри металлическими скобами, его уже поливали внутрь водой из бочек, набирая большими деревянными шайками, ушатами и вёдрами. Также заранее политы были крыша и две стены конюшни.