Джанни Родари - Зарубежная фантастика из журнала «ЮНЫЙ ТЕХНИК» 1970-1975

Мистер Хьюдж был слишком любезен, чтобы рассмеяться нам в лицо. Его рот лишь слегка подергивался. Однако, выразив благодарность, он спросил, не предпочел ли бы Мартин подарить церкви нечто более конкретное ради такого праздника, например поработать в ларьке и обслужить прихожан бесплатными бутербродами с горячими сосисками.

В Методической церкви священник отнесся к нашему предложению так же, как мистер Хьюдж. Однако я уже обдумывала план рассказа и была в прекрасном настроении. А Мартин вернулся домой как в воду опущенный и со злостью сказал, что от священников ждать чего-либо хорошего не приходится.

Он ошибся. Когда спустя десять дней я пришла в церковь, старики с трудом сдерживали свой восторг, вспоминая о солнце среди проливного дождя.

Однако священники оказались сговорчивее моего редактора. Не успела я положить материал на стол шефа, как он вызвал меня и заявил:

— Деточка! Вы знаете, что такое клевета? Именно за клевету нас и привлекут к ответственности, если мы опубликуем этот научно-фантастический вздор, основанный на показаниях двух священников.

Я взяла телефонную трубку, соединила шефа с Мартином, и через десять минут о моей статье говорила вся редакция. «Wail» продавали по субботам, а в воскресенье утром мы не могли выйти из дому. На дороге стояла вереница машин с табличками «Пресса», и толпа неряшливо одетых джентльменов с камерами и блокнотами в руках разом хлынула к дому Хэмблтонов.

Я предпочла остаться в стороне, и, выйдя в сад, обошла свой дом, и попала к Хэмблтонам через открытое окно в кухне.

Мартин стоял перед зеркалом в ванной и в полном спокойствии тщательно расчесывал волосы.

— Ты знаешь, что тебе предстоит? Эта толпа газетчиков ждет объяснений. Ты ведь не готов отвечать. Может быть, стоит нам вместе написать заявление для прессы, — сказала я, искренне желая ему помочь.

— Нет, — отрезал Мартин.

— Эти мальчики тебя поджарят, понимаешь? — сказала я с наглостью заядлого газетчика.

Он резко оттолкнул меня, и я без промедления решила уйти домой.

Не хочу быть назойливой и вспоминать то, что вы сами читали в газетах. Мартин Хэмблтон стал в равной степени вашей и моей собственностью. В то время как вы с интересом слушали по телевизору его болтовню и обсуждали его внешность, я выключала телевизор. Вы, конечно, помните небывалые урожаи и прилавки, заваленные фруктами зимой. Персики и бананы, выращенные в домашних условиях..

Не прошло и трех месяцев, как правительство предоставило Мартину особняк в Фарнбороу, поблизости от лаборатории по изучению атомной энергии. Хэмблтон стал национальным героем, который подарил своей родине солнце. Англия ликовала. Что касается меня, то я проклинала его и делала подборку в альбом из его фотографий в газете. С каждым днем лицо Мартина казалось мне все более привлекательным, и я отгоняла от себя мысли, что он, вероятно, не испытывает недостатка в женском внимании.

Спустя три года Мартин уже не принадлежал себе, а только государству и правительству. Эго не удивительно. Он принес Англии солнечную погоду, небывалые урожаи тропических фруктов, не говоря уже о доходах от туристов и выгодных торговых сделках.

Я убеждена, что в Исландии сохранились две-три полуразрушенные фермы для разведения орхидей. И не случись неприятности, Англия по сей день получала бы в обмен на цветы 600 тысяч тонн трески ежегодно. Но мое беспокойство вызвало не отсутствие трески. Появление Присциллы добило меня окончательно. Дочь богатого сахарозаводчика из Джамейки была девушкой необыкновенной красоты. Я говорила себе, что все это не должно меня огорчать, но я не видела Мартина три года и четыре месяца и лишь по фотографиям из газет представляла себе, как он выглядит.

И вот однажды меня вызвал редактор и сказал:

— Необходимо нанести визит новому представителю английского дворянства, — сказал редактор и, протянув мне новогодний список почетных людей Англии, задержал палец на фамилии Хэмблтон.

Через полтора часа я была в Форнбороу. Не стану говорить, что я чувствовала, подъезжая к небольшому паласу в стиле псевдотюдор. Но через несколько минут я поняла, что мои испытания лишь начинаются. Перед особняком стоял прелестный спортивный автомобиль голубого цвета, тог самый, что я сотни раз видела в газетах и журналах. Присциллин автомобиль.

«Возьми себя в руки», — мысленно сказала я себе.

Горничная в крахмальном переднике открыла дверь.

— Сэр Мартин ушел в ХОЗ, — сказала она, — если вы потрудитесь подождать…

— Благодарю. Я хочу посмотреть машину. — Яс волнением приближалась к мастерской. Оставалось лишь открыть дверь и как можно быстрее преодолеть чувство неловкости. Однако обстоятельства сложились для меня гораздо благоприятнее.

Ни Мартину, ни Присцилле было не до гостей.

— Ты не слышишь, что я говорю! — кричал Мартин фальцетом. — Я хочу жениться.

— Я тебя отлично слышу. Свадьбы не будет.

— Милая деточка, ты выходишь замуж за национального героя!

— Скорее я выйду за национальный монумент.

— Я могу жениться на ком пожелаю! — прокричал он.

— Тогда вперед! Окажи благосклонность кому-нибудь еще!

Тогда Мартин перевел дыхание и выложил свои козыри:

— Послушай! Я подарю тебе солнце. Ни перед кем я так не унижался, чтобы отдать ХОЗ в личное пользование. Но ради тебя я готов на все. До конца жизни ни одного дня без солнца.

Последняя фраза оказалась роковой. Бедный Мартин, Присцилла не нуждалась в собственном солнце.

— Я болею из-за солнца! — вопила дочь сахарозаводчика. — Только в Англии я дышу как человек. Если уж я должна терпеть солнце, так лучше в Джамейке, настоящее, а не твое! — ив раздражении она лягнула ногой металлическую панель.

Казалось, Мартин потерял контроль над собой и над своим солнцем тоже. Мгновенье, и меня словно морской волной выплеснуло из мастерской…

Время стерло в памяти острые ощущения и этого дня. Мартин обрел душевное равновесие и, как всегда, много сил отдавал работе. Его солнце светило англичанам на протяжении всей зимы, а в марте мы ели свежие фрукты. Но в конце апреля, как правило, Мартин выключал систему ХОЗ. На сей раз фермеры с нетерпением ждали этого дня. Земля требовала влаги, а солнце палило нестерпимо, и наконец в газетах появились заголовки: «Долой ХОЗ!», «Кому принадлежит ХОЗ?» Солнце сушило реки, жгло насаждения, уничтожало урожай. Темза превратилась в ручеек, пахнущий отбросами, а над выжженными просторами Дербишира летали грифы.

Наконец, народ заговорил о том, что сэр Хэмблтон ведет свою страну к гибели, и 15 августа наш премьер-министр и Мартин сделали по ББС официальное заявление. Сэр Хэмблтон объяснил, что вот уже полгода он старается исправить повреждение в системе ХОЗ, полученное от незначительного толчка. (Я хихикнула, вспомнив, как Присцилла лягнула аппарат.) Однако упорная работа не дает желаемых результатов, и во имя блага своей страны он вынужден уничтожить первый вариант созданной им системы.